Прусский террор
Шрифт:
Я послал ему письмо с просьбой принять меня на следующий день.
Вечер был прелестным; я велел подать чай на балконе и принялся вкушать мой любимый напиток, глядя на акул, резвившихся у самой поверхности воды с такой же подвижностью и с таким же изяществом, какие мы наблюдаем у корюшки или уклейки, а акулы с того места, откуда я их видел, казались именно таких размеров.
Ко мне в дверь постучали.
«Войдите!» — крикнул я и откачнулся на стуле назад, чтобы увидеть через балконное окно, кто же ко мне стучал.
Я увидел английского офицера; услышав мой голос, он вошел.
Поняв, что это мог быть только сэр Джордж,
«Вы господин Бенедикт Тюрпен?» — спросил он, показывая мне письмо, которое я только что отправил.
Он, как человек занятый, задал мне сразу два вопроса.
«Да, сударь, и письмо мое…»
Я показал ему на письмо пальцем.
Он кивнул.
«В письме говорится, что вы охотник».
«Страстный».
«Тогда вы приехали удивительно вовремя. Завтра мы устроим большую охоту на слонов. Хотите в ней участвовать? Предупреждаю, что, если вы с нами не едете, то смертельно проскучаете, здесь ведь больше никого не останется…»
— И им с восторгом согласились? — воскликнул молодой принц.
— Ваше высочество, для тою, чтобы вы знали меня таким, каков я есть, нужно, чтобы я признался вам…
— В чем же?
— Я труслив.
Все три слушателя Бенедикта, не ожидая подобного признания, разразились смехом.
— Труслив! Вы? — вскричал молодой принц.
— Честное слово! Не приходится в этом сомневаться, — сказал полковник Андерсон.
— Объясните же нам, что вы имели в виду, — сказал Каульбах.
— Да очень просто: я труслив, только труслив на манер нашего короля Генриха Четвертого, который поначалу марал себе штаны, а потом пачкал о них носы своих врагов. У меня характер раздражительный, и смелость моя соответствует такому характеру. При виде опасности или скорее при объявлении ее я начинаю сомневаться, дрожать, потом краснею за себя. Мой дух проклинает мое физическое состояние, душа вступает в эту мою борьбу с самим собой, ибо понимает, что с ней связана моя собственная честь, то есть часть ее самой. Она вскакивает верхом на моего зверя, который напрасно упрямится. И, видя, как душа все-таки удержалась на нем верхом, мой зверь начинает творить чудеса дерзости, которые ошеломляют глупцов. Извините, полковник, — смеясь, сказал Бенедикт, — вы же знаете, что о присутствующих не говорят.
Итак, я принял предложение холодно.
Охота на слонов! Заметьте, что по дороге в Индию я только об этом и мечтал.
«Да! Нет! Сколько же времени это продолжится?»
«Семь-восемь дней!»
«Ах, черт, не знаю, смогу ли я».
«Смотрите, подумайте, — сказал сэр Джордж, — у вас есть время до завтра».
И мне показалось в интонации сэра Джорджа Дугласа, что он прочел все в глубине моей души и увидел, что там происходило. На какой-то миг мне стало крайне стыдно.
«Нет, спасибо, — сказал я ему. — Мне нечего думать: я еду».
Я взял носовой платок и вытер пот, проступивший у меня на лбу.
«У вас есть оружие?» — спросил сэр Джордж.
«У меня есть карабин с разрывными пулями».
«А, это изобретение одного из ваших оружейников?»
«Да, Девима».
«Вы к нему привыкли?»
«Да».
«Добились хороших результатов?»
«Да».
«Берите его на крайний случай, но как единственное оружие карабина нам не хватит. Что касается меня, то знаю, что с подобным оружием я бы за вас не отвечал».
«О-о!»
Я просвистел небольшой мотив, чтобы выяснить, до какой степени мне еще повинуется
«Что же мне тогда нужно взять?» — спросил я.
«Вам нужно взять три двуствольных карабина, которые называются двойными барретами».
«Где же я их возьму?»
«Это уже моя забота».
«Но я же упаду под тяжестью такой артиллерии».
«Да разве же белый человек создан для того, чтобы носить что бы то ни было в Индии? Это дело ваших негров».
«Но я только что приехал, и у меня их нет».
«Я вам добуду четверых совершенно надежных негров и дорогой подскажу, как с ними обращаться».
«Так что решено?»
«Решено».
«В котором часу?»
«В шесть утра. Встреча у меня. Мы отправляемся от моего дома».
Мы обменялись рукопожатием. Полковник вернулся к себе, а я, слегка озабоченный, — к моей чашке чая на балконе и к зрелищу резвившихся акул.
Тем же вечером сэр Джордж отправил мне трех аппов, то есть трех надежных негров, и двух кули.
В пять часов утра я позвал своих слуг; они быстро вошли ко мне и помогли одеться.
В Индии слуги спят там, где их захватит сон: на циновках, на скамьях, в коридорах.
Их зовут, они встряхивают ушами — вот и готовы!
Полностью взнузданная лошадь ждала меня у двери. Я вспрыгнул в седло: мое охотничье обмундирование ждало меня у сэра Джорджа, а свой карабин со взрывными пулями я вскинул на плечо.
Мы пересекли Коломбо. Когда мы оказались у дверей сэра Джорджа, было шесть часов и вставало солнце.
Надо вам сказать, ваше высочество, что на Цейлоне солнце движется с совершенной точностью, и это доводит до отчаяния: оно поднимается в шесть часов утра и заходит в шесть часов вечера. Никогда раньше, никогда позже. Только зажигается оно, как молния, и гаснет так же.
Там не бывает ни зари, ни сумерек.
Вы находитесь на Галлефасе — это местное Прадо. Вы стоите и беседуете на ярком солнце, и вдруг наступает темень, вы начали фразу среди бела дня, а закончили ее с наступлением глубокой ночи.
Как будто милостивому Богу надоедает бодрствовать. Он гасит лампу
— и кончено!
У сэра Джорджа каждый из нас получил свою долю оружия и амуниции. Двое из моих аппов получили каждый по одному из тех двуствольных карабинов, о которых мне говорил сэр Джордж. Третьему были вручены мои боеприпасы. Обоим кули тоже были даны поручения: один нес съестные припасы — как еду, так и напитки, а другой должен был, держа в руках веер из павлиньих перьев, отгонять мух, когда они будут кусать меня или мою лошадь.
Я избавлю вас, ваше высочество, от описания дороги, хотя дорога из Коломбо в Бентенн — одна из самых примечательных. Но пять-шесть набросков, которые я сделал по этой самой дороге и которые идут прежде рисунка на главную тему, вам лучше покажут живописность тех мест, чем все мои слова по этому поводу.
Дикие слоны водятся только между Бентенном и Бадуллой. Но на протяжении всего пути вы встречаете домашних слонов, занятых каким-либо трудом.
Эти слоны приводят в ужас лошадей.
За несколько льё до Бентенна, куда мы направлялись, моя лошадь чуть не выбросила меня из седла, встала на дыбы, принялась скакать в сторону, поворачивая голову к хвосту, и в конце концов отказалась идти вперед. В двадцати шагах от этого места дорога резко уходила в сторону. Спрыгнув с лошади, я оставил ее на попечение моего кули и, взяв в руки ружье, обогнул поворот дороги.