Прусское наследство
Шрифт:
— Ничего, сынок — ты у меня на дыбе повиснешь, сам тебя огнем жечь буду! И клещами ребра выломаю, и уд срамный вырежу!
Петр Алексеевич зловеще усмехнулся — ненависть к сыну его буквально переполняла, бурлила как расплавившаяся смола в котле, что должна была вылиться с крепостных верков на головы штурмующих. Вот только бывший царь ее теперь никому не показывал, прекрасно понимал, чем для него подобная прилюдная демонстрация закончиться может. Его изгнали из собственной страны, проклиная как еретика, отступившего от православия, припомнив ему все и вся, включая пьянство и богохульство на «кокуйских соборах», с князем-папой. Да что говорить — церковь не простила ему издевательства,
Нужно было взять под крепкий караул тех пастырей, на ком подозрение было, казнить прилюдно несколько десятков на колесах и кольях, тогда бы остальные притихли разом, напуганные до икоты. И умолкли бы перешептывания о «подменыше», что пошли после его возвращения из «Великого Посольства», и никто бы взбунтовавшихся тогда стрельцов больше бы всуе не вспоминал. Оттуда идет крамола, недаром подвешенный на дыбу в Преображенском Приказе пятидесятник тогда ему самому в лицо прохрипел, корчась от боли — «щуку съели, а зубы остались».
— Ничего, сынок, мы еще сведем с тобой счеты, выродок. Отрекаюсь от тебя, хотя ты от моего семени. До сих пор чело жжет от твоих ручонок блудливых — короновать меня вздумал, «родителем» моим стал…
Петр Алексеевич заскрежетал зубами, вспомнив, как Алешка водрузил ему на голову золотую корону ливонских королей. Ее якобы нашли в кремлевской сокровищнице, где венец пролежал множество лет. Ложь вся эта история от начала и до конца — никакой короны там не было, наскоро умельцы сотворили и каменьями украсили. Но говорить правду смерти подобно — на том все его притязания немало держатся, тут молчать требуется. Времена для него другие наступили, и не царь он отныне московский. А король разоренной войной Ливонии, и все его притязания ничем не подкреплены. К тому же протестант он по вере своей ныне, учения лютеранского — а потому жив и остался. Иначе бы бояре убили его давно, но так пожалели, наглухо перекрыв обратную дорогу в отчее наследие. Ибо не может быть государь иной веры, чем православная, а его отступником и еретиком считают.
— Ничего, всему свое время — окрепнуть только надобно, и силу собрать немалую. Нужно «брата» Фридриха сокрушить, или самому погибнуть придется — с виктории большое дело начинается…
Наследие Ливонского ордена — «камень преткновения» между тремя главными игроками на Балтике.
Глава 2
— Главное — с грязной водой младенца не выплеснуть, много полезного сотворено уже, хотя и худого безмерно. Да ту же эмансипацию нужно проводить медленно, нечего жен и девчонок по ассамблеям таскать и плечи им заголять, похоти потворствуя. Потихоньку надо, постепенно нравы изменять, а не так, чтобы вся страна разом с катушек слетела.
Проходили, видели…
Алексей поморщился, на память постоянно приходил октябрь девяносто третьего года и стреляющие по Белому Дому танки — под грохот орудий капитализм устанавливал свои порядки. Всего несколько лет «перестройки» и страну было не узнать — великая прежде держава развалилась прямо на глазах, ошарашив всех до состояния полной пришибленности. Самые «проворные» ринулись «богатеть», как им советовала новая власть, понятное дело, что за счет всех остальных — вроде как по нынешним временам «прибыльщики» и фискалы изгнанного «батюшки».
— Мой «родитель» Петр Алексеевич без дела сидеть ну никак не может — решил пределы «державы» своей «округлить» за счет соседей. Ну-ну, лиха беда начало, посмотрим, что у него получится. Пруссия тот еще гнойник, его сейчас выжечь надобно, чтобы в будущем времени проблем от нее не было. Но пока не ясно, что из общей авантюры этих двух воителей выйдет, ведь они оба решили Северную войну дальше продолжать, создав новый альянс, направленный против Дании, Пруссии и Польши одновременно. Да шею себе могут запросто сломать!
Задумавшись на минуту, Алексей прошелся по саду — над головой прогибались ветки, увешанные крупными красными, желтыми и зелеными яблоками. Тут, в селе Коломенском он находился все лето, прекрасное место, недаром дед тут имел свою резиденцию. Возвращаться в Москву не хотелось, сумятица огромного по нынешним временам города удручала. Да к тому же в Кремле шли работы — во дворцах, теремах и палатах выламывали трубы водопровода и оконные переплеты, и на то имелись веская причина, а именно свинец. Строили ведь итальянцы еще при Иване III двести лет тому назад, и широко использовали этот опасный для здоровья металл, благо отливки из него не отличаются особой трудоемкостью. А то, что свинец несет оттянутую по времени смерть, никто сейчас не догадывается. Ведь копится в организме годами, молекула за молекулой, и воздействие, растянутое на целые поколения, принимает необратимый характер.
В свое время он приохотился к чтению, постоянно ходил в библиотеки — а что делать инвалиду на нищенскую пенсию, как не книги листать, благо бесплатно. И уже тут поневоле призадумался — почему все московские цари, и их наследники имели слабое здоровье и быстро умирали. К тому же многие и рассудком «трогались», тот же родной дядька царь Иван, старший единокровный брат «родителя», как царь Федор прежде, единственный выживший наследник Иоанна Грозного, чуть ли не юродивыми оба почитались. А вот Петру Алексеевичу хоть бы хны — трудится до полусмерти, до свинства постоянно пьет, сам головы топором рубит — и ничего, бодр и весел.
И неожиданно понял — так «родитель» все детство в Преображенском провел, на свежем воздухе, за городом, вдалеке от кремлевских стен. Свинца потому и не наглотался, в отличие от всех других Романовых. А дети Алексея Михайловича от той же Милославской в дворцовых хоромах свое время проводили, вот и ослабли не только здоровьем, но и разумом — свинец ведь к слабоумию зачастую приводит. Так что на фиг, пусть из него пули лучше отливают, а трубы из бронзы делать да из глины, да и дерево под рукой постоянно. И это при том только одна сторона проблемы, вторая заключается в том, что вся нынешняя косметика для женщин, румяна и белила, в себе свинец заключают одним из компонентов — тем себя бабы и травят потихоньку. А еще в ходу киноварь, а там «жидкое серебро» — ртуть. А этот металл многократно страшнее по своему воздействию на человеческий организм — голимый яд, и ведь травятся им запросто, не обращая внимания.
Ну да, ну да — красота требует жертв, причем отнюдь не фигурально! И все от незнания, от традиций — пращуры так делали, и нам сам бог велел!
Алексей прошелся по саду, вышел к густым кустам смородины — тут жизнь кипела вовсю — дворцовые бабы и девки собирали черную поспевшую ягоду, из которой будут позже варить варенье и всевозможные взвары. Но тут была не только дворцовая челядь, отнюдь — юная царица с чуть округлившимся животиком, со свекровью царицей Евдокией и матерью княгиней Ромодановской, со всеми «комнатными боярынями» сами активно участвовали в этом процессе — тут чтили «Домострой», и постоянно приглядывали за обширным дворцовым хозяйством.