Прусское наследство
Шрифт:
С тех дней, когда пришлось вдыхать пороховой дым и вонь вываленных человеческих потрохов, Фридрих-Вильгельм окончательно убедился в правильности сделанного еще в детстве выбора — армия есть главная основа государства, служению которой он посвятил всю свою жизнь, нещадно лупцуя тростью солдат и всячески браня офицеров, чтобы те сражались как надо. А как иначе с наемниками поступать прикажите — ведь им серебром и золотом платят не за то, чтобы в кабаках развлекались.
А все эти «изящества» — дамы с декольте, балы, придворные, живопись и прочее бесполезное баловство не стоят ломанного пфеннига!
— Вот она мощь, вот она сила, — пробормотал король, задирая подбородок. Еще бы — каждый
— С такими гренадерами я завтра покажу шведам как со мной воевать, — Фридрих еще раз посмотрел на гренадеров, что держали в руках внушительные фузеи с примкнутыми штыками, специально изготовленными под гигантский рост солдат. Этих ему подарил царь Петр — восемь десятков отборных здоровяков за бесполезную «Янтарную комнату», где стены и вся утварь были сделаны из этой застывшей смолы, которую постоянно выносят балтийские волны на бескрайние песчаные дюны побережья. Однако и тут пришлось яростно торговаться, и московит, такой же долговязый как отданные им мужики, добавил еще три десятка великанов, не хуже статью, чем его собственные гвардейцы, верзилы, право слово. И теперь, обходя солдатский строй, король тихо радовался, что удачно провел сделку. И вовремя — в самые ближайшие дни придется биться с русскими тоже ведь с Петром в Ливонию ушли практически все его гвардейцы.
— Черт бы их всех побрал, и отца, и сына! Не могли друг дружке кровь пустить?! Зарезал бы Алекс папеньку, и все было хорошо. Или Петер отрубил бы голову неразумному сыну — тоже неплохо, самая награда для блудливого глупца. Но теперь что мне с этим новоявленным королем делать прикажите, когда самозванец в силу вошел?!
Король нахмурился, и, не сдерживая себя, выругался. Вытер пот со лба — хоть и вторая половина августа, но необычно жарко для этих дней. Ситуация сложилась крайне паршивая — Карл Шведский в своем праве жаловать титулами или уступать свои владения другому монарху.
И такой объявился — изгнанный из страны московский царь, которого сын Алекс, свояк кайзера, свергнул с престола. И сговорился со шведами — те признали за Петером право на шведскую Ливонию и на половину Померании, объявив его королем первой, и герцогом второй. И что хуже всего, то по праву владения так оно есть, тут не придерешься — был полтора века тому назад король Магнус, датский принц, которого царь женил на своей племяннице. И Петеру в титуле герцога не откажешь, раз есть две отдельных части Померании, да и пример того же Мекленбурга имеется. И не ортодокс уже, а лютеранин — в своем праве вступить во владение.
А вот притязания самого Фридриха сейчас зыбкие — шведскую территорию завоевали фактически русские, и мирным соглашением его власть на эти земли не подкреплена. Поначалу он решил не признавать право беглого русского царя называться ливонским королем, но того короновал собственный сын в Риге. А вот это страшная угроза, и подкрепленная силой. Вскоре поступило ошеломляющее известие — новоявленный монарх Ливонии выразил ему в письме все «накопившиеся обиды и притеснения» и объявил войну, внезапным нападением захватив Мемель. И вместе с воспрянувшими шведами вторгся в Восточную Пруссию, взяв штурмом Пиллау и осадив Кенигсберг. Так что баталия неизбежна — перед ним течет Прегель, войска отдохнули от маршей и скоро его солдаты покажут обнаглевшим шведам и ливонцам кто настоящий хозяин здешних земель…
Самое любимое занятие второго и третьего по счету прусских королей — отца и сына — набирать рослых солдат. Наследственность, однако…
Глава 6
— Даже в переговоры со мной не вступил, еще издали срамил всячески, а ведь пять лет тому назад унижался передо мною, когда просил Штеттин отдать. А сейчас облаял, попер напролом, словно кабан, мин херц…
Меншиков хмыкнул, покосился на стоящего рядом «сердечного друга», и продолжил свой рассказ о несостоявшихся переговорах.
— Со мной говорить не стал, бурдюк на ножках, выслал прочь как непотребного холопа. Сказал, чтобы убирались из Пруссии, и вернули все награ… Что мы взяли в Мемеле на шпагу, то есть. Принц Леопольд даже не извинился за грубость, сказал мне, что скоро даст нам всем прежестокий урок. Он, дескать, еще поражений не терпел, и учили его Мальброк да герцог Савойский ратным делам, а потому одни виктории имеет. А ты, мин херц, прости, но это его слова, в гордыне и запальчивости сказанные…
— Ты говори все как есть, Сашка, меня словами не напугаешь, и от них краснеть не буду, чай не девица на выданье. Вот только бурдюком его королевское величество Фредирикуса не именуй — нам с ним потом договариваться все равно придется. Да и не по роду твоему королей срамить и облаивать, не пес ведь, а фельдмаршалом и «светлейшим» князем стал.
Петр Алексеевич усмехнулся, давая отповедь своему фавориту — «знай свое место». Меншиков все правильно понял, сам усмехнулся и кивнул, понимая, что не в своей они среде, привычной, а вокруг иноземцев множество, и ведь подслушать могут, и передать охульные слова, да еще к ним от себя добавить — склочный народец эти лютеране.
— Сказал, что бил ты нещадно Карла, а тот тебя, про «Нарвскую конфузию» упомянул, стервец. А вас двоих османы крепко побили, и не важно, что шведов была горсть, а у нас большая армия. А его пруссаки для науки нас крепко поколотят, ибо Карл бродяга, а тебя, мин херц, изгоем беспородным назвал, никаких прав на ливонскую корону не имеющим.
— Беспородным? Обнаглел принц, ты мне о том напомни, когда он в плен попадет. Поговорю с ним ласково…
Тон Петра, сжавшего ладони в кулаки, не сулил ничего доброго князю Ангальт-Дессау, прусского фельдмаршала, главнокомандующего армией короля Фридриха-Вильгельма. Такие обидные слова, связанные с происхождением, не принято «спускать», особенно монархами. Принц не просто ошибся, совершив бестактность — все уважение к нему у «герра Петера», которое тот постоянно выказывал, исчезло бесследно вместе с исказившей лицо мимолетной гримасой. Однако дальше говорить ничего не стал, только рукой показал на пару скачущих к русскому лагерю всадников, до боли узнаваемых в своих синих мундирах с желтыми отворотами и обшлагами. Но уже относились к шведам без враждебности — таковы реалии политик – вчерашний враг может стать если не другом, то союзником.