Прусское наследство
Шрифт:
Ливонские полки на самом деле частью русской армии являлись, только форму носили иноземного образца, но упрощенного покроя, без всяких париков пудрой присыпанных, и кружева не дозволялись — чай не бабы, чтобы так наряжаться. Присягу на верность офицеры и солдаты вот уже тридцать лет давали дважды — королю Петру II, и его старшему брату самодержцу Алексею, тоже второго этого имени.
— Никогда бы не подумал, что в войсках запас ратников создать можно, а государь Алексей Петрович мудро поступил, — Румянцев только покачал головой, разглядывая копошащихся на строительстве редутов и рытье траншей солдат. Первыми набор рекрутов стали делать шведы, и опыт этот перенял король Петер, когда московским царем был. А ведь
И то было разумно очень — на одних рекрутах силу большую не соберешь, когда война идет, да и готовить их не менее двух лет надобно, пока маршировать и стрелять научишь, а многих и грамоте выучишь. А сейчас армия удвоена, причем за счет людей опытных, уже отслуживших свой положенный срок. Каждый стрелецкий полк, а в дивизии таковых два, раньше из двух батальонов состоял (еще один был из рекрутов, к полевому бою пока не способных), в каждом по шесть рот — четыре стрельцов, по одной гренадер и егерей. Теперь в дивизии перед войной батальонов стрельцов четыре, по четыре роты — три с фузеями гладкоствольными, и одна рота вооружена нарезными штуцерами, именуемая стрелковой.
В дивизии две бригады, в каждой по стрелецкому полку и по батальону гренадер и егерей, но трех ротного состава. Плюс два рекрутских батальона по шесть рот, но те гарнизонами стояли по городам Эстляндии, где новобранцев обучали мудреной солдатской науке. Как война с пруссаками началась, Петр Александрович заметался между Ревелем и Нарвой — собирали по ротам явившихся на службу «запасных». Чухонцы приходили без проволочек, кому охота палок отведать и начет денежный потом выплачивать, так что два стрелецких полка живо укомплектовали, правда, штуцеров на них не имелось. Да батальоны егерей и гренадер пополнили одной ротой каждый, доведя до полного штата. Теперь у него в дивизии три бригады инфантерии имелось, с дюжиной батальонов.
Имелась своя конница — драгунский полк в четыре полевых эскадрона, и один из рекрутов, двойного штата. К тому же должны были еще дать полк башкир или калмыков, и полк донских казаков, из тех, что в Ливонии находились. Но главная сила дивизии в артиллерии заключалась — три дивизиона имелось, по дюжине «единорогов» каждый. И канониры к орудиям опытные — как на флоте по двенадцать лет обязаны отслужить, но так им и жалование выплачивалось солидное, и привилегии давались. И саперы в артиллерийский полк входили — полбатальона из двух полнокровных рот с парком.
За месяц Петр Александрович дивизию свою собрал, полевые батальоны с артиллерией морем перевезены прямо в Кенигсберг, и вот сейчас «запасная» бригада прибыла, укачанная на волнах. Пока досюда дошли маршем — всего то полсотни верст — некоторые чухонцы ухитрились ноги сбить, их подгоняли русские унтер-офицеры, среди которых остзейских немцев хватало. Драгуны маршем налегке вышли, за две недели добрались, и спины лошадям не сбили. Так что сражение принимать можно, в его Эстляндской дивизии сейчас вместе с обозниками без малого десять тысяч едоков.
На помощь московских войск рассчитывать пока не приходилось — у царя два десятка дивизий, вот только когда их соберут, одному богу известно. Сейчас воюют с поляками, что отхлынули от Инфлянтов и Курляндии, и тем помощь оказали. Но так у царя Алексея Петровича новый враг появился — османы выступили, а их побаивались. Так что воевать самим придется, у шведов в Померании только двадцать тысяч пехоты и конницы.
Всего под Гросс-Егерсдорфом, на южном берегу реки Прегель, на самой границе с Прусским королевством собралась пятидесятитысячная ливонская армия в почти полном составе, за исключением Померанской дивизии генерала Фермора, что вместе со шведами едва отбивалась от бранденбуржцев под Кольбергом и Штеттином.
Война началась плохо — прусский король с главными силами разгромил саксонцев наголову, и нанес жестокое поражение австрийскому корпусу в Силезии, да такое, что те стали отступать в Богемию. Но своим отчаянным сопротивлением имперцы дали время «ливонцам» полностью отмобилизовать и собрать армию в единый кулак. И скоро грянет генеральная баталия — позавчера стало известно, что прусский король, имея под рукою семьдесят тысяч отборного войска, двинулся ускоренным маршем на Кенигсберг, желая вернуть себе «прусское наследство»…
Выдающийся полководец П. А. Румянцев по «глухим» отзывам современником являлся бастардом самого Петра Великого, который частенько «пользовался» женами своих приближенных. Но Александр Румянцев боготворил «герра Петера», и жену ни в чем не упрекал, а родившегося мальчика считал своим сыном…
Глава 48
— Нам нужно еще три месяца, Катенька, чтобы укомплектовать всю армию запасными. Будь настоящие железные дороги с паровозами, то проблем бы не было — времени на порядок меньше требуется, чем для конки. Зато пароходы есть, пусть небольшие — для рек этого вполне достаточно.
— Сетовать не нужно, Алешенька, и так посмотри, сколько всего сделали. Сам же не раз говорил, что наша держава к войнам никогда не готова, хотя приготовлениями всегда занималась.
— А я и не сетую, любимая, это первый блин, а он всегда комом…
Алексей усмехнулся, искоса посмотрел на женушку — без малого сорок лет вместе прожили, душа в душу, разом и состарились. В делах ему дочь и внучка всесильных Ромодановских всегда первой помощницей являлась, и фот уже полтора десятка лет сама на Москве князем-кесарем стала, причем без всяких шуток. Не стоит женщин недооценивать — все в столице прекрасно помнили царевну Софью, тетку Алексея, и как она за власть боролась. Да и сам он по истории знал, какую роль сыграл «бабий век», когда мужчины на престоле не задерживались (оба Петра, что под вторым и третьим номерами и малолетний Иван Антонович, которого свергли еще младенцем), и вся власть была у императриц, вернее их фаворитов.
Хватка у царицы Екатерины Ивановны жесткой оказалась — бояре по струнке перед ней хаживали, с патриархом взаимопонимание наладила. Вся система образования и медицины под ее контролем находилась, и спуска нерадивым государыня не давала, и если он еще мог смилостивиться, то супруга без всякой жалости обходилась. И под ее рукой Первопрестольная потихоньку преображалась — деревянные строения потихоньку уступили место каменным палатам, улицы становились куда шире, превращаясь в проспекты, по которым пролегали линии конки.