Прутский поход
Шрифт:
— Французский король туркам точно поможет, людишек, оружие и золота даст. А вот воевать с нами не будет — слишком мы далеко находимся. Австрийский цезарь помогать туркам не будет, османы ведь могли и Вену захватить. Думаю, сам с войсками вторгнется в земли боснийские, к себе под руку подводить станет, как сербских князей…
— Сербы вряд ли, да и мы войска к ним раньше введем. Православные жители под твоим скипетром будут — царь Петр Алексеевич на том твердо стоит. И учти — твой свояк возьмет то, что образно говоря, «плохо лежит» — воевать с тобой ему не с руки пока. К тому же ты ведь можешь с ним, скажем так, «уравновесится» в будущем, когда на императорский престол взойдешь. Не смотри на меня так — как только твой отец войдет в собор Святой Софии, он станет
— Англия с Голландией торговлей живут, на том и процветают — им война с моим батюшкой ни к чему.
После долгого молчания произнес царевич, видимо оценив перспективы. Стефан же пригубил из бокала коньяка (не ракию же с вином пить) и закурил сигару, попыхивал с удовольствием, как Уинстон Черчилль. Британский лорд, потомок герцогов Мальборо, хорошо разбирался и в том и другом, потому и прожил до глубокой старости, намного пережив всех своих политических противников и союзников.
— Еще как воевать будут, когда почувствуют угрозу своим интересам — предадут и не поморщатся. Учти — все европейские страны нам враги извечные, и сильной России они бояться будут до дрожи. А потому вход в Черное море для всех судов кроме русских, перекрыть надо наглухо, в Дарданеллах и Босфоре крепости возведя. «Дикое поле» распашут — на черноземах большие урожаи будут — царь там всех дворян поместьями наделит. Железную руду в Керчи уже плавить начали, а на Донце каменный уголь добывать для сего занятия. Там опора всей промышленности — и твой отец это хорошо понял, потому этот богатейший край за страной закрепит, и на полтора века раньше его богатства начнет использовать. И тебе все достанется по наследству, а ты воедино страну связывать будешь, и править ей…
— Да как я смогу?! Ты помогать мне будешь, и не спорь! Если я императором стану — любое царство себе выберешь, какое приглянется. О том клятву на кресте дам!
Царевич бросил на Стефана не умоляющий, требовательный взгляд, и тот только кивнул ему в ответ. Слов здесь не требовалось — и так все сказано, и даже больше того…
Артиллерийский парк — вот то оружие, с помощью которого любая регулярная армия, даже на порядок меньшая по численности скопища просто вооруженных людей, пусть даже огромное, легко одержит победу. Что и было продемонстрировано европейцами во всех войнах в Азии и Африке, если не брать в расчет итальянцев…
Глава 43
— История всегда полита кровью, но ведь не такой?!
Стефан еще не очерствел душою, и хотя привык к лицезрению смерти, но видеть апокалиптические картины каждый раз неимоверно тягостно. Он прекрасно понимал, что башибузуки творили зверства, чтобы удержать христианское население в страхе и повиновении, затерроризировав его так, чтобы даже мысли о сопротивлении в голову не приходило. Но то, что ярость покоренных народов окажется такой, он даже и представить не мог.
Око за око, зуб за зуб! Какой мерой меряете, такой и вам отмерят — этот страшный закон должны помнить все!
Мусульманское население, что не успело уйти, побросав все, уничтожалось их соседями подчистую, и неважно, будь они переселившимися с Анатолии османами, или «потурчанцами» — принявшими ислам славянами. Последних было много, так как единоверцы не подвергались гонениям и платили меньшие подати, чем христиане. Вот на них и обрушился весь гнев — их считали иудами и предателями. Вырезали таких подчистую, загасить эту стихийную вспышку народной ненависти было невозможно, если только русских солдат в селениях не оставлять. Но никак не молдавских —
Так что союзная русско-молдавская армия сейчас шла на Константинополь по опустевшим местам — мусульманское население попросту бросало все и бежало куда подальше, идя на восход солнца. И переправится на азиатскую сторону едва ли треть от всех бежавших — старики, дети и женщины не выдерживали тягости и лишений и умирали тысячами, устилая своими телами дороги и тропки. Трупов было неимоверно много — местные христиане не успевали копать глубокие ямы, а потому иной раз просто погребали несчастных в оврагах, обрушивая склоны.
Можно было ужаснуться, но если вспомнить, что сами турки за два века своего владычества в здешних краях перебили людей на несколько порядков больше, то любое сочувствие разом исчезало. Да и стоило посмотреть на повсеместное ликование освобожденного христианского населения, которое в эти жаркие майские дни просто сходило с ума от радости!
Войска шли победным маршем, это понимали все — от обозников до генералов. Противопоставить им османы ничего уже не могли — народа просто не осталось. Ведь султан потерял в генеральных сражениях за два года три огромных армии. В каждой из которых насчитывалось от 130 до 180 тысяч воинов. Причем из этого числа каждый раз погибало от четверти до трети состава, а восполнить такие потери обученного воинскому ремеслу контингента просто физически невозможно. Бросаемое в бой против регулярной армии турецкое ополчение, совершенно бестолковое, необученное и к тому скверно вооруженное, безжалостно уничтожалось. Можно было даже не сетовать на отсутствие пулеметов — их залповая ружейная стрельба заменяла, на полуверсту конические пули летели.
К тому же удалось начать производство нарезных штуцеров — в каждом полку была сформирована егерская команда численностью до полуроты. Пока приходилось по дюжине штуцеров, но лет через пять все стрелки будут вооружены ими — а это вдвое большая дальность стрельбы. Хотя вооружить ими два пехотных батальона не удастся, слишком дорого. Да и смысла нет никакого — лишь один из десяти солдат сможет стрелять на такую дальность, и то попаданий будет немного, самый мизер.
Так зачем вооружать обычную пехоту дорогим и совершенным оружием, если с нее все равно снайперов не сделать?!
Два батальона, в которых насчитывалось семь стрелковых и одна гренадерская рота были вооружены гладкоствольными фузеями — но бумажные патроны в сумка имели конические пули-«наперстки». Да и было их вдвое больше от прежнего — шестьдесят вместо тридцати — царь Петр со своими генералами осознали всю мощь ружейных залпов. Так что ружья просто унифицировали по калибрам в полках, для относительного единообразия, с централизованным обеспечением боеприпасами.
Время нарезного стрелкового оружия придет лишь в следующем 19-м веке, сейчас смысла нет — невозможно создать унитарный патрон с капсюлем, и магазинную винтовку к нему!
А вот артиллерия совсем другое дело — полупудовый «единорог» на полторы версты шрапнельный снаряд забрасывает, а если большой угол придать, то обычную осколочную бомбу в двадцать фунтов весом на две с половиной версты забросит. Именно их сейчас на русских заводах и отливали — только они могли метать увесистые боеприпасы, что диктовали новую тактику. Трехфунтовые пушки полковой артиллерии оказались не нужными, их было решено заменить на четверть-пудовые единороги, которые могли стрелять не только ядрами и картечью, причем весом втрое большим, но и разрывными гранатами. К тому же в каждом полку одна рота являлась гренадерской, в которую отбирали физически крепких и рослых солдат. Вот те получили на вооружение кроме фузей, защитные кирасы и каски, ручные бомбы и мортирки для их метания на две сотни шагов, похожие на небольшие ружья. Вот только приклад нужно было опирать в землю, или прижимать локтем к боку — отдача была мощная, ведь система весов как в ротный довоенный миномет, фактически того же предназначения.