Прямо сейчас
Шрифт:
Даниле вдруг припомнился взгляд незнакомого человека, которого он видел несколько дней назад в бильярдном зале ночного клуба. Седоватый, уже не первой молодости, но крепкий мужчина, который самозабвенно играл сам с собой на бильярде, закончил партию и, уходя со своими телохранителями, кинул секундный взгляд на Данилу. Взгляд его запомнился Даниле не потому, что игрок как-то выделил этим своим взглядом Данилу среди других посетителей, находившихся в зале. Нет, он, как видел Данила, и на других людей посмотрел, уходя. Дело было в другом, этот взгляд хоть и был отрывистым, как выстрел, но главное – был очень серьезным. Эталонно, космически серьезным. Под ним поневоле задумаешься, на что ты сам способен в жизни – по самому большому счету.
Припомнив
Глава 28. Ваш момент, Аркадий Леонидович
Утром, ни свет ни заря, советник президента России Аркадий Прибытков поехал на Маросейку. Здесь, неподалеку от Лубянки, в одном из старинных особняков, спрятавшихся за передней линией домов, располагалась конспиративная квартира Федеральной службы безопасности, куда его пригласил для беседы Иван Андреевич Копулов, заместитель руководителя ФСБ.
Иван Копулов был известен очень ограниченному кругу лиц. Прибытков о существовании Копулова знал, но, как, пожалуй, и большинство даже более могущественных людей, российских сановников и мультимиллиардеров, не догадывался о масштабах влияния, которое мог оказывать Копулов на устройство жизни в стране и ее внешнюю политику. Так или иначе, Прибытков понимал, что зам руководителя ФСБ – это не тот человек, чьим приглашением он может пренебречь, даже если в это же утро предстоят похороны отца.
Лифта в доме не было, и Прибытков двинулся по круто восходящим ступеням, ощущая на своей спине взгляд консьержа, подтянутого мужчины средних лет, который находился в полностью зарешеченной будке, сооруженной в просторном холле подъезда. Система допуска к лестнице была похожа на тюремную. Впустив Прибыткова с улицы, консьерж терпеливо дождался, когда входная дверь закроется и в ней щелкнет электрический замок. Лишь после этого он прильнул к узенькому окошку, взял у Прибыткова удостоверение и внимательно изучил документ. Только затем он нажал на кнопку электрического замка следующей двери – это была изящная, но вполне надежная дверь из витых металлических прутьев, – сразу за которой, как успел заметить Прибытков, была оборудована рама металлоискателя. Но и это было не все. Выход к лестнице преграждала третья дверь, тоже изящная и тоже очень крепкая. Таким образом, догадался Прибытков, если бы у вошедшего оказалось с собой оружие и рама опознала бы его, то человек не смог бы пройти дальше, он по-прежнему оставался бы в мышеловке. Впрочем, Прибытков догадывался, что при проходе его могут ждать некие строгости, возможно, даже личный досмотр, и предусмотрительно не взял с собой ничего лишнего, оставив в машине даже ключи и мобильник.
Видимо, в этом подъезде все квартиры конспиративные, подумал Прибытков.
Он прибыл на Маросейку чуть раньше назначенного срока, поэтому мог не торопиться. Это было кстати, поскольку двигаться пришлось по высоким ступеням довольно длинных лестничных пролетов, а ему нужно было на самый верхний, пятый этаж, но главное, он выгадал некоторый запас времени, чтобы получше настроиться на предстоящую встречу.
Аркадий Прибытков был бледен и очень напряжен. Его одолевали разноречивые чувства, в голове был полный кавардак, который ни в какую не поддавался систематизации. Прежде всего, лишь час назад, уже направляясь на служебной машине сюда, он услышал по радио сногсшибательную новость о том, что лайнер с президентом и правительством на борту разбился на подлете к Быково. Получалось, отец был прав. Отец, который именно тем и взбесил Аркадия, что всеми правдами и неправдами удержал его от полета в Белоруссию, отец, которого он считал (именно из-за этого) старым маразматиком и чьи похороны устраивал чуть ли не со злорадным удовольствием, оказался прав.
И первое, о чем подумал Прибытков, когда услышал о крушении самолета, это то, что никому на свете нельзя говорить об их с отцом разговоре в больнице. Очень могло статься, что предстоящая беседа с высокопоставленным чином ФСБ будет посвящена как раз обстоятельствам, связанным с авиакатастрофой. Зачем бы иначе его вызвали в такую рань, да еще на конспиративную квартиру, и к тому же в день похорон отца? Да, разговор обязательно коснется катастрофы, это было для Прибыткова почти очевидно.
А ведь отец, похоже, не просто чувствовал грозящую ему, Аркадию, опасность, но и что-то такое знал о подоплеке событий в Беловежской пуще, он знал, чем этот визит может обернуться для российской делегации. Он явно намекал на это, хотя и предпочел скрыть детали. Теперь-то понятно, что речь наверняка шла о заговоре. Непонятно, правда, чей это был заговор. Своих же, русских? Белорусов? А может, американцев, кто знает? Но раз отец знал о заговоре и не предупредил никого, кроме сына, то, значит, он, отец, мог быть причислен к сообщникам. Как сейчас и сам Аркадий.
Хотя нет, вряд ли, решил, еще подумав, Прибытков, вряд ли отец знал нечто определенное. Если бы знал, то, конечно, сообщил бы кому следует. Нет, скорее всего у него была только частичная информация, информация настолько фрагментарная, что предупреждать о ней коллег из службы безопасности было глупо, бессмысленно. Но все же информации было достаточно, чтобы выстроить некие догадки и от греха подальше придержать сына в Москве?
Никогда и никому. Никогда и никому нельзя говорить об этом. Особенно о том, что поначалу отец только симулировал сердечный приступ. Слава богу, у него потом случился настоящий удар. Теперь он умер – и все чисто, чище не бывает, не подкопаешься.
Когда Прибытков наконец добрался до нужной двери, она сразу распахнулась. Внутрь его впустил офицер службы безопасности, который в отличие от консьержа был одет по форме.
Офицер без околичностей обыскал Прибыткова и предложил пройти в гостиную, где из высокого кресла ему навстречу поднялся Иван Андреевич Копулов. Это был мужчина, какого хоть сейчас можно было без грима снимать в историческом фильме про классического русского барина или, скажем, ученого начала XX века наподобие физиолога Павлова. Округлая ухоженная борода, пышные усы, широкий лоб, из-под которого на мир смотрели ясные голубые глаза, седоватые, но густые волосы расчесаны с боковым пробором. Довершал образ длиннополый синий халат из атласа, наброшенный поверх спортивного костюма.
От такого человека, пожалуй, было бы естественно ждать при встрече радушного приема, возможно, предложения выпить с дороги чайку, а то и смородиновой наливочки, участливых расспросов про то, как добрался гость. Но увидев его, Прибытков напрягся еще больше. Вопреки своей внешности Иван Андреевич производил гнетущее впечатление, возникало ощущение очень близкой и очень реальной опасности. А еще – неотвратимости этой опасности. Нет, он не хмурил брови, не сжимал губы, не играл желваками – никаких дешевых «мужских» ужимок. Дело было в другом. Он держался как-то по-особенному свободно и отстраненно. Нечеловечески отстраненно – чересчур даже для русского. Словно дух Копулова обитал не в его теле, а отдельно, и управлял телом снаружи, как куклой.
– Прошу, – тихим, но весомым голосом предложил Копулов, указав на кресло напротив, и сам сел. Между креслами располагался пустой журнальный столик, на нем стояла лампа под зеленым стеклянным абажуром, напоминающим сплюснутый шар медузы, рядом лежали чистая пепельница, зажигалка и деревянный портсигар, в точности повторяющий формой обычную пачку сигарет.
Копулов чуть качнулся вперед, вынул из портсигара сигарету и закурил. Жестом он предложил курить и занявшему предложенное место Прибыткову. Тот вежливо отказался.