Прямой эфир
Шрифт:
— Наконец-то настоящие мужчины! — вскричала подвыпившая пресс-секретарша, как только Стас присел за их столик. — Станислав Дмитриевич, всегда мечтала выпить на брудершафт с телезвездой! — и она стремительно пересела к Стасу на колени.
— Подайте бывшему депутату Государственной Думы!.. — паясничал Легостаев. Он был уже откровенно пьян. То «клевал носом», то норовил вернуть со Стасовых колен свою нетрезвую спутницу.
— Произнесу тост! — соблюдая формальности, провозгласил Легостаев.
Его тост был посвящен довольно сомнительной теме журналистского братства. Смысл витиеватых слов сводился к тому, что профессионал всегда поймет профессионала (если он настоящий профессионал, а других я за этим столом не вижу!). Значит, никакие распри между боссами партии власти и хозяевами дерзкого оппозиционного телеканала «Орион» не помешают журналистам, честно работающим по разные стороны баррикад сойтись за дружеским застольем.
— Я пошла танцевать! — объявила Лариса, как только ансамбль закончил перекур и грянул быструю мелодию. — А вы сидите, раз такие скучные…
Андреев не понимал, какого черта он согласился выпивать с Сашком, которого терпеть не мог. А тот не прекращал свой пьяный бубнеж.
— Ты уж извини, голубчик, что так получилось. Ничего личного. Обычные схемы и методы, наработанные на разных региональных выборах. Я, кстати, не ожидал, что ты так быстро из эфира сбежишь. Думал и дальше тебя мочить придется…
— Не понял? — спросил Стас. Половину слов он не уловил из-за громкой музыки.
— Ты уж не обижайся, что мы тебя немного «опидорасили», — пояснил Сашок. — Жестко против тебя сыграли. Но это закон информационной войны. Я, лично, никакого удовольствия от этого не испытываю. Но когда надо — делаю. Ты бы тоже делал, что положено. На то мы и профессионалы.
— Так это твоя работа?! — понял Стас. — Это вы на сайте «skandal-gorod.ru» дерьмо про меня выкладываете? Там же сплошные выдумки!
— А как иначе?! Но ты извини. Еще раз говорю, тут ничего личного.
Легостаев оглядывал Андреева пьяным взглядом сквозь тонкие стекла очков. И хотя он бормотал слова извинения, было видно, что в душе нисколько не раскаивается. Наоборот, это была не скрываемая бравада. Бывший депутат наслаждался встречей с противником, которого так профессионально «сделал». В уголках губ у него играла скрытая ухмылочка.
Андрееву ужасно захотелось ударить по этой благородно-холеной, довольной роже чем-нибудь. Очень сильно. Например, ближайшей тарелкой с остатками котлеты. Как бы хорошо с характерным фарфоровым звуком шарахнуть Сашка, сминая дужку модных очков. Ощущение пришло настолько сильным, что Андреева передернуло.
Стас даже немного протрезвел, испугавшись волны захлестнувшей его ярости. Наверное, в таком припадке и происходят пьяные убийства, когда недавние собутыльники устраивают поножовщину. Как позорно уподобиться хроническим алкоголикам, с их пьяным остервенением. «Нет, точно надо бросать пить», — еще подумал про себя Стас.
— Ну и наглая же ты сволочь, — искренно сказал он Легостаеву. Сдержаться еще и словесно, было выше его сил.
Тот в ответ расхохотался.
— Да, я плохой мальчик, — согласился он, и от пьяного веселья даже смахнул слезу из-под очков. — Спасибо, что в горло не вцепился. Давай выпьем. Чтобы умные люди умели говорить друг другу правду в глаза, и не обижались на это. Искренность — единственное преимущество умных людей над окружающей посредственностью, этим быдлом. Умным людям надо научиться ценить друг друга.
— Надо бы еще заказать, — предложил Стас, кивнув на пустой графинчик.
— Ага, — согласился Легостаев и начал энергично оглядываться в поисках официантки. — Вот за это и не люблю я нашу провинцию. Даже официанты, блядь, работают в полноги. Вот когда я был в Москве депутатом Государственной Думы, стоило пальцем вот так щелкнуть — и все сразу было! Ладно, появится — закажем. Кстати, приемчик этот — «опидораска», срабатывает только в провинции с ее махровой гомофобией. В столицах, Москве или Питере, люди уже давно на такое внимание не обращают. А ты зря так быстро сломался. Я уже готовился что-нибудь новенькое придумать, а ты раз — и сдулся!
— А не пойти ли тебе на х…, Сашок? — возмутился Андреев, уже сожалея, что подавил в себе первую ярость. Губернаторский пиарщик теперь получал удовольствие, издеваясь над его терпением.
Легостаев не обиделся, а начал загибать пальцы, перечисляя, как «мочили» на «постельную» тему известных политических телекомментаторов. Жестче всего «мочили» солидного телеаналитика, десять лет подводившего политические итоги недели на самом современном федеральном канале. Но когда тот канал ввязался в информационную войну на президентских выборах — против «лица» канала выложили в Интернет съемку скрытой камерой, на которой некто очень похожий на известного телеаналитика с несколькими девицами и молодыми людьми занимался групповым сексом. Потом ссылками на эту грязную съемку был завален весь «рунет». Ее выкладывали даже информационные порталы, позиционирующиеся как солидные и близкие к власти.
— Ты не горюй. Ведь никто из эфира после этого не уходит? — продолжал Сашок. — У всех нервы крепкие. Знаешь, я тебе признаюсь, — зашептал Легостаев, бубня мокрыми губами. — Меня самого многие гомиком считают. Намекают, что мужественности мне не хватает, причесываюсь я гладко, и одеваюсь элегантно. В нашем Мухосранске подозревают любого — не гомик ли?.. А героем в телевизоре, наверное, приятно быть? Тебе нравилось? Ну, скажи?
— Знаешь, еще недавно, я полагал, что если взяток не беру, то на меня и компромата быть не может, — признался Стас.
Он не даст этому ущербному типу с уязленным самолюбием достать себя. Стас даже почувствовал, что каким-то образом протрезвел.
— Про любого можно создать миф, который будет правдоподобнее настоящего компромата, — покачал головой пиарщик. — А у телеаналитика его нематериальные активы — это репутация. Есть лицо на экране, доверие зрителей, их привычка. Разрушить репутацию — это как разорение в бизнесе. Но ты смотри конструктивно. Если есть по чему ударить следственно, есть эта самая репутация? Имеешь право считать себя звездой № 1 уездного масштаба, — ехидно ухмыльнулся Сашок.