Прямой наследник
Шрифт:
Растаяло за кормою Мышкино село, блестела весенней быстрой водой река, рассекая ее, под негромкое журчание шла вереница насадов. Время от времени сидевшие на веслах затягивали долгие песни, нечто в духе «Ой да ты мати широкая Волга-река, дай молодцу мне ратному доли». Сравнить с шаляпинской «Ох ты, Волга-матушка, Волга вольная» — так почти ничего за полтыщи лет и не изменилось.
Еще несколько сел поменьше проскочили по большой воде вообще незаметно. После Усть-Шексны, когда вышли мы из московских пределов и понесло нас вдоль берегов Ярославского княжества,
Федя Пестрый шел на головном насаде, а мы с Патрикеевым разлеглись на татарских кошмах в середине каравана и беседовали о пушках. Вернее, я слушал лекцию о современном отношении к огнестрелу.
— Самые добрые пушки в Твери, — наставлял меня опытный князь. — И много, и лепо украшены, и огненным боем сильно бьют.
— А откуда берут?
— Сами делают, есть там Микула Кречетников, таков мастер, яко и среди немцев не обрести. Тому если поход на взятие города или крепости, то тверского князя лучше в подручных держать.
— А стреляют чем?
— Ядра из камения точат.
Логично. Странно ожидать литых чугунных ядер в стране, где так худо с металлом.
— А мелкий заряд?
— Каменный дроб, что ли? — боярин подоткнул кафтан под бок, чтобы не дуло с реки. — Таких мало, да и слабые оне.
— А если из них по коннице, по татарской?
— Эк хватил, княже… — рассмеялся Патрикеев, — такую пушку пока зарядишь, пока пальнешь, татары ополониться и в степь уйти успеют.
Ага, вот и направление для деятельности — легкие скорозарядные пушки для пальбы картечью…
Из какой речушки выскочили три ушкуя, я так и не приметил — может, из Колокши, может из Сонохты, может из какой еще мелкой протоки. Выскочили и вцепились в передний насад, отчего и пострадали через свою наглость и жадность. Шли-то мы в дорожной сряде, с виду купцы, а не княжеская дружина, вот они и порешили взять на гоп-стоп первый кораблик, а остальные сами в руки придут.
Ну они и пришли, конечно — как раз успели брони надеть, пока река нас несла на лихих молодцев. Ушкуйники как движуху у нас увидели, так мигом просекли, что облажались и что сейчас их будут бить. В самом деле, как специально под мирных купцов дружину замаскировали, классика ловли «на живца». И удрали бы налетчики на своих легких по сравнению с нашими лодках, да уже поздно, сцепились все плавсредства в одну большую кучу да так, что наши насады им отход начисто заблокировали.
Звенели сабли, стучали в щиты булавы, ревели воеводы, на хлипких качающихся посудинах сходились ратные, но мало-помалу дурацкая ситуация, в которую мы попали, дошла до всех участников — Федя Пестрый отбивается на первом насаде из последних сил, дальше человек восемьдесят ушкуйников, а уж следом вся наша шобла с тройным перевесом в силах. Некоторым образом пат — Пестрого они добьют, но и мы за то время их вырежем, если не стрелами утыкаем.
Потому рубка сама собой затихла и стороны замерли друг перед другом, сжимая оружие, пока остров еще не
— Бросай оружие, кто жить хочет! — прогремел Патрикеев, сверкая позолоченным зерцалом доспеха.
— А ты кто будешь, чтобы мы оружие бросали? — ернически вопросил один из сбившихся в кучу ушкуйников.
— Князь Юрий Патрикеев, боярин великого князя московского!
— Это которого? — ехидничал тот же голос. — Что Юрий согнал? Юрьевых бояр мы всех знаем…
Вот же… Ни телефона, ни интернета, но все уже знают!
— Вятские, — шепнул мне Волк. — Они с Юрием давно дружбу имеют.
— Как согнал, так и посадит! — ощерился Патрикеев. — А ну!
По его команде лучники натянули тетивы.
— Эй, эй, православные, — заголосили супостаты, — негоже так, своих побьете!
— А что ж вы на нас, на православных, набросились? И кого под Ярославлем грабите, татар да булгар тут нету!
Крыть было нечем и окруженные недовольно заворчали. Впрочем, их намерения читались по численности — для того, чтобы идти на Низ, бесермен потрошить, их маловато. Значит, рассчитывали на добычу здесь, в русских водах.
Двое ратников прикрывали меня щитами, а я наблюдал всю замятню, не влезая в переговоры. Вон тот, постарше на которого оглядываются — вожак, Флинт местного разлива. А чуть посторонь бешеного вида кряжистый мужик — не иначе Сильвер, даром что при обоих ногах. Мы идем на Кюрасао, блин.
Неизвестно сколько продолжались бы препирательства, но тут наш пелотон наконец-то стукнулся в берег. Толчок вывел всю композицию из равновесия, «Сильвер» с ревом ломанулся вперед, занося над головой топор, но… звонко щелкнули тетивы и целых три стрелы остановили его полет. Рванувшиеся было за ним тоже получили свое, но большинство не стронулось с места, повинуясь надсадным крикам «Флинта».
— Сдавайся!!! — снова потребовал Патрикеев.
— Считаю до трех, — вылез я. — Кто на счет три будет держать оружие — умрет.
Второй ряд ратников снова натянул луки, опустив стрелы так, чтобы они смотрели прямо в лица ушкуйникам.
— Что с нами будет? — угрюмо спросил «Флинт».
— К Ярославскому князю свезем, тут его княжество, как он решит.
Лица пиратов разгладились — видимо, не успели еще в здешних водах напакостить.
— Будь по вашему, — кинул саблю предводитель.
Пестрому, даром что рубился с первого напуска, только бровь рассадили, но кровищи натекло знатно. Залепили его мазью — черт знает, что за мазь, с медициной тут полный швах — замотали тряпицей, уложили на овчины, тулупом прикрыли. Раненых перевязали, убитых пятерых наших да восемь вятских сложили рядком, а вечером, когда к берегу пристали, вырыли могилку да крест срубили, Никула отходную прочитал.
Пока хоронили, кашевары спроворили ужин. После еды разлеглись у костров, но захваченное оружие сгрузили на один из насадов, под охрану, а вятских повязали и тоже стражу приставили, чтоб даже мыслей лишних не возникало. Только Флинта не вязали, а устроили у нашего костра.