Прямой наследник
Шрифт:
— Из трапезной. Все. Оставьте нас вдвоем.
— Все вон, — повернулся Шемяка к своим.
В отличие от московской делегации, галицкие без лишних слов поднялись и направились к двери. Моих даром что не выпинывать пришлось, но Волк глянул мне в глаза, увидел там твердое решение и вышел первым. Следом вытолкались и остальные — значит, можно, стремянной зверем чует даже самую малую опасность. Последним, снисходя к нашей общей просьбе, нас оставил Ефрем.
Узнаю брата Колю… Я не помню, сколько мы, перебивая и хватая друг друга за руки, вычисляли, кто когда и откуда попал, что делал в прошлой
Как же я соскучился по обычной речи, когда не нужно контролировать каждое слово и думать, не анахронизм ли это или, не дай бог, не латинского ли корня оно. Тут ведь за такие фокусы по головке не погладят, могут и снести голову-то. Латынщина — враг экзистенциальный, за такое бьют беспощадно.
Эмоции стравили, наверное, за полчаса. Несколько раз дверь приоткрывалась, но мы в два голоса шипели на дерзнувших и продолжали, пока не угомонились и не пришла пора серьезного разговора.
Дима встал, дошел до двери и коротко приказал:
— Квасу принеси и заедок.
Когда послушник или монашек, в этих холщовых одеждах не разберешь, выставил просимое, мы снова затворили дверь, разлили из корчаги по кружкам и чокнулись.
— Давай о главном, о целях. Ты как жить думаешь?
— Ну, телевизоры-айфоны нам не светят, — хохотнул визави, — значит, нужно устраивать себе удобную жизнь.
— Да, я вот так тоже поначалу думал. Только ресурса маловато.
Дима вздохнул, потер бородку:
— Так, коллега. Но военную добычу никто не отменял. Да и производством можно заняться — кирпич, черепица, стекло, кое-что знаю. Не боги горшки обжигают, знаешь ли.
— Можно. И я кое-что пробовал уже, но тут гребаный феодализм, только варежку раззявишь, как со стола скинут или татары какие с литовцами набегут. И нет твоего производства. Вон, я в Москве перегонную устроил…
— Видел, думал местные доперли, — перебил Дима, — а это ты, оказывается.
— Угу, так после вас только разгром, что не выпито — разбито.
Шемяка вскинулся:
— Я за каждого ратника не ответчик! Везде не успеть…
— Брось, я не обиды считаю. Я к тому, что пока такие налеты есть, никакой гарантии, что наши самые расчудесные придумки выживут, нету.
— Ну, свару московских с галицкими мы же прекратим.
— Само собой. Но не только — над нами Литва и татары висят.
— Слабы мы с ними спорить.
— Слабы, но кое-что знаем. Ты историю помнишь?
— В объеме средней школы, — осклабился Шемяка.
Ну да, я тоже не академик по отделению исторических наук. И даже не кандидат. Да что там кандидат — не любитель или там реконструктор, я все больше по финансовым делам. Узкая специализация, культурку и то впитывал только если какое знаковое событие, на котором по статусу присутствовать надо. Ну церковные праздники еще — куда деваться, если первые лица со свечками стоят и патриарху внимают, немножко поднахватался. Но основные вехи помню.
— Куликовская битва, стояние на Угре да взятие Грозным Казани, верно?
— Ага, а что между — провал.
— Вот, стояние на Угре это 1480 год, Иван III и его жена Софья Палеолог. По всем раскладам это мой сын, потому как он тоже Васильевич.
— А не внук?
— Может, и внук, но скорее сын. И вот он соседей малость урезонил.
— Ну так это еще лет пятьдесят ждать.
— А мне кажется, что если мы сейчас собачится перестанем, то и ждать не надо.
— Не, татар
— Вот именно. И как раз сейчас такой расклад в Литве, там православная партия режется с католической.
— Значит, ЧВК, — хохотнул Шемяка.
— Точно.
Развел он меня, конечно, и на добровольцев, и на снабжение с финансированием, но тут дело такое, жалеть нельзя, не на убой же посылаю. Наоборот, нужно Литву по максимуму ослабить, а еще лучше — откусить русские княжества, совсем недавно прибранные Ольгердом и Витовтом.
Дневной свет, и без того еле-еле пробивавшийся сквозь маленькие, высотой всего в одно бревно и по-богатому затянутые слюдой, окошки кельи, совсем померк. По нашей просьбе послушники зажгли лучины в поставцах, свечи сейчас дороги, они только для писцов и чтецов, да в церкви. Принесли еще квасу, хлеба, досочки с нарезанным холодным мясом, пока расставляли мы вышли размять ноги, успокоили свои делегации. Дима сразу распорядился послать гонца в Кострому, я спохватился и отправил вместе еще одного, в Кукшинское.
Соратнички еще зыркали недоверчиво, не понимая, о чем мы там уже который час наедине шушукаемся и глядя на это Дима вдруг предложил:
— Давай крестами побратаемся!
И потащил из-за пазухи серебряный крест на кожаном гайтане, сопровождающие прямо ахнули. Сверкнул позолотой мой крест, привезенный, по сказкам, из самого Иерусалима, перекрестил нас вышедший на шум Ефрем и… и стали двоюродные братья крестовыми.
Все-таки религия здесь — громадная сила. Стоило нам провести этот малый обряд, как зримо ослабла тугая пружина, державшая всех в напряжении. Двоюродный он, конечно, двоюродный, но мало ли… А вот крестовое братство преступить — грех непрощаемый.
Лучины нам меняли еще раз десять, а мы все говорили и говорили, и вроде как составили программу построения если не коммунизма, то развитого феодализма с переходом в капитализм.
Пока прикинули так — по мере сил разжигать рознь у татар и в Литве, а все русские княжества приводить к единому знаменателю. Москва, не Москва, может, еще и перенесем столицу, но чтобы одна страна и все удельные князья ей служат. Выморочные уделы забирать в домен великого князя, князей понемногу превращать в бояр. И потихоньку вводить майорат, чтобы не дробилась собственность и чтобы младшие сыновья пополняли служилую прослойку. И пинать наших бояр, чтобы промыслами интересовались. Хотя тут даже пинать не надо — надо самим запустить несколько для начала, показать, что можно зарабатывать, тогда они сами кинутся.
— Я еще селекцию потихоньку внедряю, а то прямо беда с сельхозом.
— У меня попроще — арбалеты да башлыки.
Ничего себе проще. Это же точная механика и сукноваляние. Технологический план круче оказался у Димы, он, в отличие от меня, многое знал и умел делать руками, а я только водить ими. Вон, греческий огонь на коленке спроворил. Показал — работает!
Но все упиралось в одну очень неприятную максиму — «в геологическом смысле территория Великого княжества Московского представляет собой пустыню». Железо — только болотное. Угля — нет. Камень — мягкий известняк. Селитры — нет. Сера… вроде есть в Поволжье, но там татары, а значит как бы и нет. Зато дерева навалом, настолько, что кирпич делать невыгодно — любому мужику с топором проще и дешевле срубить избу из дармового леса.