Прятки
Шрифт:
— Кости тут не было? — спросил, даже не здороваясь.
— Нет… А что случилось? Он что, пропал? — я тут же напряглась. Танкалин младший, конечно, не самый приятный тип из всех мне известных, но это еще не повод желать ему всяческих неприятностей.
— Нет, Аленка, — дядя Паша устало облокотился о стойку, опуская голову, — просто он предпочитает в этот день побыть один, я думал, может сюда придет. Но говоришь, нет… Кстати, вот еще что, иди домой, сегодня будет внеплановый выходной. Никита здесь еще? Да? Пойду скажу, он тоже может быть свободен.
Павел Николаевич так стремительно направился к серверной, что я не успела вылезти на рожон с
Уйти пораньше домой я никогда не против, тем более по вечерам метро и автобусы пустые, это так необычно и кажется, будто совсем в другом городе оказался, непохожем на тот чересчур суетливый и шумный, каким он становиться, когда встает солнце. Но сначала я зашла в магазин напротив нашего офиса, продукты, конечно, на метро тащить бы я не стала, но мне нужны были мелочи вроде шампуня, зубной пасты и мыла, а у нашего дома магазинчиков с подобными товарами мало, а в тех, что есть продается не пойми что с просроченным сроком годности и по завышенным ценам. Где нельзя заработать на продаваемом количестве, зарабатывают на повышении цены, это же и ежу понятно, а не то что первокурснику престижного института.
И, конечно же, выйдя из магазина, где я, кстати, несмотря на позднее время, попала в очередь, я вспомнила об оставленной на столе офисной стойки библиотечной книжке по философии, которую, признаться, взяла только из-за картинок. Лица такие у этих философов интересные, перекошенные какие-то, смешные или воодушевленные, ни одного равнодушного. Страшная это все-таки наука, оказывается.
Охрана, естественно, пропустила меня без единого звука протеста. Я вошла в дверь на втором этаже и сразу его увидела. Танкалин младший сидел на диванчике, на котором мы тогда так душевно пообщались на тему моей личной жизни, сидел, уткнувшись лицом в руки и от его потерянной позы становилось страшно.
— Кос… Танкалин! — дядя Паша прав, он и правда сюда пришел. Зачем? — Что ты здесь делаешь?
Он быстро поднял голову… Вначале показалось, что он плакал, но нет, глазницы впавшие, словно он долго не спал, но глаза сухие, разве что такие страшные, словно он сидел тут не один, а в окружении каких-то жутких кошмаров.
— Это ты что здесь делаешь? — его губы дрогнули и он их тут же крепко сжал. — Отец должен был всех отпустить.
— Я книгу забыла, — пожала плечами. — Что случилось? Павел Николаевич тебя искал.
И опять этот всплеск страха в глазах… Если бы они блестели хоть немного сильнее, я бы точно сказала — он плакал. И нахмуренный лоб, как у человека, который сосредоточен и сдерживается, чтобы не думать о чем-то неприятном.
— Что случилось? — спросила я еще тише. С ним творилось что-то необычное, а мой дурацкий, основанный на жалости женский инстинкт тут же потребовал подойти и попытаться его успокоить. Обнять покрепче и убедить, что все хорошо. Сдержаться было непросто…
— Сегодня пять лет, как не стало деда, — почему-то ответил он. Сильно удивлял сам факт того, что Танкалин ответил, но еще необычнее звучало объяснение… Пять лет очень большой срок, скучать по человеку, конечно, будешь всю жизнь, но чтобы до сих пор иметь такое лицо, будто дед умер только что… Это как-то неестественно.
— Мне жаль. Ты его очень любил?
— Очень.
— Столько времени прошло…
Он странно повел головой, словно отряхиваясь от моих слов. Как же сложно бороться с
— Хочешь, я тебе кофе сделаю? — неожиданно предложила я.
И сразу же о своих словах пожалела… Что ж я мелю вообще, какой кофе? Танкалин тоже, видимо, не понял, потому что целую минуту молчал, опустив глаза. Но забирать предложение обратно уже, к несчастью, было поздно.
Потом он очень глубоко вздохнул и очень медленно поднялся. Посмотрел уже спокойно и свысока, будто вспомнил, кто тут хозяин, а кто так… мимо проходил.
— Нет, мне пора идти, — металлическим тоном сообщил.
— Ладно, — мгновенно согласилась я. Настаивать не буду, итак жалею, что предложила. Глаза, однако, пришлось отвести, слишком резкий у него был взгляд.
— И пожалуйста, Павлова, — вдруг добавил он, — не вздумай устраивать на меня охоту!
— Не поняла?
— Да у тебя же на лице все написано… Ты же до сих пор меня воспринимаешь, как своего детского партнера по играм. Тебе кажется, я притворяюсь, а на самом деле полон всяческих достоинств, каким и должен быть твой детский друг? Но это не я, пойми, наконец! Того мальчишки давным-давно нет! Ничего прежнего не осталось, он давно уже вырос, перестал быть идеальным и прекрасно знает цену окружающего мира!
— Сомневаюсь… — я тут же спохватилась. — Не в смысле, что от тебя прежнего ничего не осталось, тут ты мои сомнения быстро развеял. Сомневаюсь, что так уж хорошо знаешь мир, тоже мне, великовозрастный старец. Что за снисходительное выражение у тебя на лице все время, как будто ты жутко вырос, а мне так и осталось десять лет!
Он быстро наклонился, как будто вперед стал падать, но сразу же остановился.
— Я все сказал, — жестко добавил, развернулся и торопливо ушел.
Ах, надо же! Тоже мне, ценная добыча, на которую все желают охотиться. На кой черт ты мне сдался? Плевать мне на тебя!
И все же… настолько горевать по деду, да еще и через такое время. Еще одна вещь, совершено неподходящая типажу нового, незнакомого мне Танкалина.
5
Казалось, произошедшее в четверг будет преследовать меня еще долго. Но в пятницу утром, добравшись до института, я забыла даже о том, что собиралась подкараулить на стоянке Цукенину, настолько меня (впрочем, как и всех остальных) огорошила носившаяся в воздухе новость.
Ночью на Каперсой насмерть разбился парень с четвертого курса, один из группы Ашников. По слухам, они устроили гонки, как это называлось "до первой крови", в результате которых Парин попал в больницу с ушибами и сотрясением мозга, а его бывший друг Ведин, с которым они повздорили — прямиком в морг. Я Ведина, конечно, видела не раз — высокий и прямой, распущенные волосы до плеч взлетают при ходьбе — почти у всех Ашников подобная прическа. Ничего плохого сказать о нем не могу и, хотя дороги наши не пересекались, все равно человека искренне жаль. Особенно после услышанной истории спора, которая походила на скопированную из романа — у Парина в родственниках имелся известный киноактер и он однажды заявил, что новая девушка Ведина, которой тот довольно долго добивался, перед звездой не устроит. Она и не устояла… Ведин получил в доказательство своего проигрыша фотографии, но вместо того, чтобы просто признать, что был неправ, совершено неожиданно обвинил во всем Парина и вызвал того на дуэль. И погиб… Вот так нелепо и страшно закончился какой-то глупый спор и некрасивый розыгрыш.