Прыгуны во времени
Шрифт:
Квеллен угрюмо смотрел куда-то в пустоту. Слова Ланоя не выходили у него из головы. Ему стало совершенно ясно, что все это заговор, чтобы свести его с ума. Марок, Колл, Спеннер, Брогг, Джудит, Хелейн и вот теперь Ланой – все они были преисполнены решимости довести Квеллена до помешательства. Это был тайный сговор. Он про себя обругал все сотни миллионов толкущихся жителей Аппалаччии и задумался, выпадут ли ему хоть когда-нибудь мгновения одиночества.
Затем глубоко вздохнул:
– Прошлое нельзя изменить, Ланой. Мы все равно упрячем вас в тюрьму и заберем вашу машину. Таким образом, мы
Ланой какое-то мгновение почти с жалостью смотрел на него, как, может быть, смотрят на особо редкую бабочку, наколотую на булавку на выставочном стенде.
– Такова ваша игра, комиссар? Вы и правда считаете, что научитесь управлять машиной?
– Я в этом уверен.
– В таком случае мне придется принять меры, чтобы защитить себя.
Квеллену стало немного не по себе.
– Что же вы можете сделать?
– Посмотрим. Предположим, вы на какое-то время поместите меня в арестантский бак, а сами тем временем рассмотрите имеющиеся у вас возможности. Затем заберете меня из бака и снова переговорите со мной. С глазу на глаз. У меня есть для вас кое-что интересное. Но вы, думаю, не захотите, чтобы это услышал кто-нибудь еще.
В небе разверзся какой-то проем, будто невидимая рука расстегнула на нем застежку-молнию. Норм Помрат провалился сквозь него. Его желудок воспротивился столь быстрому падению. «Ланой мог бы сказать мне о том, подумал Помрат, – что я окажусь прямо в воздухе». В последнюю секунду он изогнулся и приземлился на бок и левую ногу, стукнувшись коленной чашечкой о мостовую. Помрат охнул и на какое-то время превратился в неподвижную груду костей, кожи и мускулов, которая мучительно пульсировала в тех местах, которые он ушиб при падении.
Он понимал, что нельзя лежать здесь долго. Поэтому собрался с силами и, шатаясь, поднялся на ноги, смахнул с себя пыль. Улица была потрясающе грязной. Весь его левый бок мучительно болел. Он проковылял к стене ближайшего здания, прильнул к нему на мгновение и, сцепив зубы, проделал одно из рекомендуемых в подобных случаях упражнений, ускоряющих кровообращение. Боль начала утихать, как только капилляры, которые он повредил, опустели.
Вот так. Так лучше. Ушибы будут ныть еще несколько часов, но это можно будет перетерпеть.
Только теперь он обрел способность взглянуть на мир 2050 года, но тот не произвел на него особого впечатления. Город казался таким же загроможденным и суматошным, как и через четыре с половиной столетия, но шум и хаос были какими-то неупорядоченными. Здания – башни архаичной архитектуры – торчали повсюду. Не было видно платформ монорельсовых дорог и мостов между зданиями над уровнем улиц. Мостовую покрывали трещины.
Улицы заполнены пешеходами. Нельзя было сказать, что их намного меньше, хотя он и знал, что население планеты в это время было в три раза меньше, чем в его время. Его заинтересовала одежда пешеходов. Хотя стояла весна и было тепло, казалось, что все стремятся скрыть тело, как можно больше.
Женщины были укутаны от лодыжек до подбородка, свободные накидки, надетые на мужчинах, полностью скрывали контуры их тел. Помрат понял, что попал примерно в то время, о котором договаривался с Ланоем.
Помрат дома уже кое-как подготовился к своему прыжку. Он знал, что середина двадцать первого века была временем неопуританской реакции на плотские излишества ближайшего прошлого. Это ему нравилось. Ничто его так не раздражало, как эпоха бесстыдно выставлявших себя напоказ гологрудых женщин и мужчин с прозрачными гульфиками. Подлинная чувственность, он понимал, процветала только во времена подавления эротики. Чувственные наслаждения были одной из приманок, которые он искал. После десяти лет верного брака и преданного отцовства Норману хотелось пожить весело.
Он также знал и то, что неопуританская фаза вскоре пройдет. Так что ему удастся вкусить лучшее от обеих этих культур: сначала тайное наслаждение внутренним бунтом против морали общества, а затем, на закате дней своих, радость быть свидетелем полного крушения этой морали. Он выбрал хорошую эпоху. Войн нет даже в помине, никаких особых кризисов. Человек здесь может наслаждаться жизнью. Особенно, если у него есть полезные навыки.
Специалисты вроде него должны процветать в эпоху примитивной медицины.
Никто не обратил внимания на его появление. Во всяком случае все, кто мог бы быть свидетелем его материализации, спешили по своим делам, ничем другим не интересуясь. Прекрасно!
Теперь ему надо тщательно следить за своими поступками.
Он находился в большом городе, предположительно в Нью-Йорке. Его окружало множество магазинов и контор. Помрат влился в людской поток. В киоске на углу продавались какие-то листы бумаги, которые могли, как догадался Помрат, быть газетами. Помрат пригляделся к одной из них. На ней стояла дата – 6 мая 2051 года. Добрый старый Ланой! В пределах одного года от заказанной даты! Из щели автомата рядом струилась желтая лента. Помрат с трудом разбирал древний шрифт. Он не сумел сразу разобрать буквы, настолько они изменились. Однако мгновением позже все стало на свои места.
Прекрасно! Теперь все, что ему было нужно – это деньги, удостоверение личности, место для жилья. За неделю, он чувствовал это, он полностью освоится в этой эпохе!
Он наполнил легкие воздухом, и ощутил себя уверенным, сильным, бодрым.
Здесь нет машины по трудоустройству, здесь можно жить, используя собственное умение, ведя в одиночку битву с неумолимыми силами Вселенной и по сути заставляя ее идти на некоторые уступки. В свою собственную эпоху он был просто набором отверстий на кодовой ленте. Здесь же он волен выбирать себе роль сам и извлекать из этого пользу.
Помрат зашел наугад в один из магазинов. Здесь продавались книги. Не кассеты, а настоящие книги. Он в изумлении оглядывался. Дешевая тонкая бумага… нечеткая печать… хрупкая обложка. Он взял один из романов, перелистал страницы, положил книгу на полку. Нашел то, что ему показалось популярным медицинским справочником. "Он будет полезен, – подумал Помрат.
– Только как его приобрести, не имея денег?" Он не хотел никому признаваться в том, что он перебежчик. Он собирался всего добиться, полагаясь только на самого себя.