Прыткая и потаскун
Шрифт:
И вдруг р-раз! – отпустила боль. Как-то сразу, рывком швырнуло меня из адского небытия в райское бытие. Да, райское! Потому что для того, кто в аду побывал, рай везде, где нет ада. Деревья надо мной покачиваются на ветерке, шевелят листьями, солнечные пятна играют на стволах, и я, представьте себе, готов целовать каждую былинку, обнять каждое дерево и рыдать от счастья! Потому что боль ушла, потому что жив и буду жить!
Осы куда-то делись, а летяга по-прежнему сидит на ветке и на меня глазеет. Вроде равнодушно так глазеет, без эмоций, хотя что я понимаю в летяжьей физи-огномистике? Но стрелять в нее мне сразу расхотелось – спасибо, научен. Нарочито медленным движением подобрал я упавший автомат, повесил на плечо стволом вниз и ретировался осторожненько, бочком и мелким шагом. Осы, кажется, у летяги в подчинении – наверное, симбиоз такой. Они ей – защиту, она им… тоже что-нибудь.
Короче, ясно: не надо сердить летягу. Жутко даже подумать, что со мною стало бы, укуси меня не одна оса, а все! Э, а что же тогда выходит? Получается, что я наказан и предупрежден, но и только. Она легко могла бы убить меня, но не убила!
Похоже, она не хищница и не падальщица, зря мы пугались. Мы в ее глазах не добыча. «Сторожки» надо перенастроить, пусть себе летает…
Кошмарик выслушал меня внимательно, но перенастраивать «сторожки» отказался. Никто, мол, еще не доказал, что твоя летяга безопасна, это первое.
Кроме нее к нам на огонек может забрести и кое-что похуже – это второе.
Не стал я с ним спорить. По-моему, он моему рассказу не очень-то поверил – во всяком случае, в лес по моим следам не пошел. Ему и в поле работы хватает – собирает насекомых, ловит ящериц, смотрит, как они отбрасывают хвосты и головы, и восхищается.
После полудня – еще одно землетрясение. Я с ног полетел, но сильные толчки, к счастью, быстро кончились. Вот слабые – остались. Лежу на базальте и чувствую: содрогается подо мной земля, не желает успокоиться. Да что это за планета! Если здесь повсюду так, то «Шанс Инк.» опять вытащила пустой билет. Каких туристов сюда заманишь? Есть, правда, отвязные экстремалы, но ведь их немного. Экстремалы сами регулируют свою численность, через них человечество пытается бороться с перенаселением. Нормальный же турист любит поахать на чудеса природы из безопасного места, твердо уверенный, что при любом раскладе останется цел и невредим.
Клоп уже на ногах, считал данные с сейсмографов, запустил в обработку.
– Как оно? – вопрошаю.
– Очень мелкофокусное, – отвечает он нехотя. – Гипоцентр на глубине полутора километров. Почти точно под нами.
– Но ведь все кончилось?
– Возможно, кое-что еще даже не начиналось. Гипоцентр утреннего землетрясения находился на глубине два восемьсот. Понимаешь, что это значит?
Фыркнул я:
– Следующее землетрясение прямо на поверхности будет, что ли?
Не ответил Клоп. Вижу: решение принял. Так и есть:
– Сворачиваемся. Ночевать будем вон там, в распадке.
Не очень мне это понравилось. Во-первых, топать до вечера. Во-вторых, очень жаль бросать недостроенное жилище, пусть над ним еще работать и работать. А насчет «в-третьих» я спросил прямо:
– Ну а если Лаз откроется?
– Оставим маячок и записку. Нас найдут.
Ну да, конечно… Если будут располагать временем, да еще приказом руководства найти нас во что бы то ни стало. А если нет? Если спасательная группа получит приказ лишь высунуть нос и не рисковать?
Хреново быть расходным материалом, вот что я вам скажу. Вернусь – подумаю о смене работы, честное слово. Авось найду такое место, где сгодятся мои навыки и где ценность жизни не эквивалентна денежной сумме, ни большой, ни маленькой, и плевать мне на особые премиальные! Много эти деньги помогли Папаше, Удаву и Гадкому Цыпленку?
Свернулись мы в десять минут и до заката отмахали километров, наверное, пятнадцать. Худо было дважды – на крученой-перекрученной «канатной» лаве, где не знаешь, куда поставить ногу, и на подъеме на сопку. Могли бы ее обойти, между прочим, сэкономили бы время и меньше устали. Но Клоп в том никогда не признается.
Место мне не понравилось. Распадок – он распадок и есть, да еще меж сопок, поросших молодым лесом и кустарником. Обзор ограничен, простора для маневра нет. Но дальше в горы – еще хуже. Так что расчистили мы площадку, расставили «сторожки» – и спать. На костер уже не осталось сил, и не надо. «Эластик», в общем-то, неплохо греет, да и ночи здесь не холодные.
Положил я голову на заплечный контейнер и слышу гул и удары из-под земли: бум-м! бум-м! Хоть и вымотался, но заснул не сразу. Тревожно что-то.
Она не последовала за двуногими – она ушла раньше, ибо оставаться близ лавового поля становилось опасно. Восходящие потоки были хороши – грунт за день прогрелся не только солнцем, но и подземным теплом. И все же полет на вершину ближайшей сопки нипочем не удался бы, если бы не Рой. Повинуясь приказу, слуги покинули сумку и вцепились лапками в шерстку на передних крыльях, жужжа и гоня воздух назад. Слуги выбивались из сил, но работали истово, им нравилось работать. Потом, правда, Рою потребуется отдых и пища, но пищи вокруг было вдоволь, а что до отдыха, то катастрофа случится во второй половине ночи. Задолго до этого времени Рой будет в полном порядке.
Опасно было и на сопках, и в распадке, куда – она это заметила – нацелились двуногие существа, и в крохотной долине между сопками и настоящими горами, и на склонах гор, особенно вон той, с кривым каменным зубом близ вершины, который наверняка обвалится и положит начало хорошему камнепаду. Опасность резко уменьшалась за горным хребтом, и было крайне желательно добраться туда до начала катаклизма. Самый короткий и самый легкий способ ускользнуть из западни.
Еще вчера, даже позавчера она должна была сделать это. Чутье, разум, материнский инстинкт – все говорило в пользу немедленного ухода. Все, кроме любопытства. Ей повезло увидеть то, чего еще никто не видел. Она сможет поделиться не чепухой, а действительно весомым знанием! Ее поймут и не осудят за риск.
Она видела, как спасается все живое. Высшие существа, имея развитое чутье, давно покинули опасное место, теперь спасались низшие. Трепеща влажной перепонкой, пролетел крылатый моллюск Фу, а вскоре еще один. Признав в этом втором самку, недавно отложившую яйца в какую-нибудь лужу и потому все равно доживающую последние дни, она приказала моллюску приблизиться и умереть. Утомленному Рою нужна пища, впереди еще долгий путь. Мясо моллюска Фу скверно пахнет, но вполне годится для слуг.
Солнце еще не село, когда она перевалила через хребет – рубеж между опасностью безусловной и опасностью весьма относительной. Если бы не уснувший в сумке маленький, она рискнула бы задержаться – очень уж хотелось посмотреть, как будут выпутываться из беды двуногие, и почувствовать их нелепые эмоции. Через хребет этого не сделать.