Прыжок домашней львицы
Шрифт:
– Оксана, не дури, – прикрикнул капитан, – не трогай вещдок! Это чужие деньги. Они не твои. Казенные.
– Какие казенные? Ты что, сдурел? Это мои, собственные, нажитые непосильным трудом, потом и кровью! – завопил, срывая и без того тонкий голос, Константин и бросился на деньги, как на амбразуру. Он закрыл их своим телом.
– Встать, отставить, – приказал Лева. – Сейчас будем выходить из квартиры. По одному. Руки за голову. Всем построиться.
– Ща-ас, все бросим и строиться начнем! – рявкнул Витек и хапнул деньги с пола, предварительно спихнув с них хозяйское тело. Константин обреченно проводил печальным взглядом уплывшую пачку. Опять не в тот карман. Лежали спокойно у Кардена. Теперь перекочевали к каким-то ханыгам. Противные небритые физиономии, потерянные взгляды, перевернутое сознание. Деньги надо вернуть. Пусть себе лежат на прежнем месте. Спокойно и уверенно. Константин выхватил деньги из рук Витька, но получил тычок в челюсть. Во второй раз челюсть не выдержала. Выскочила из своего гнезда. В ушах раздался визг. Внутри что-то
– Стоять! Лежать! Руки за голову! – пронеслось над головами.
– Слыхали? Всем стоять, не двигаться, – предупредительно-вежливым голосом сказал капитан.
Он подошел к двери, прислушался. За дверью было тихо. Мегафон устал. В квартире стояла тишина. Но из тайника доносились глухие удары. Дед отчаянно стучал кулаками по стене, пытаясь достучаться до правды. Лева усмехнулся. Комическая сцена, кажется, настала эпоха фарса. Все трагедии закончились еще в прошлом веке.
– Построиться. По моей команде идем к выходу. Первым идет Николай. За ним ты. Ты и ты. Соблюдаем строгую очередность. Оксана в конце шеренги. Замыкающая.
Капитан лукаво подмигнул девушке. Но улыбка у него вышла кривой и неловкой. Кособокая какая-то улыбка получилась. Бронштейн не мог простить Оксане дикой выходки. Лева не ожидал от юной красавицы решительного выпада. Как будто она ему сделала предложение. Еще ничего не решено. Ни слова не сказано. А Оксана уже все продумала. Запланировала на двадцать лет вперед. Разве можно загадывать на будущее? Человек предполагает, а бог располагает. Все может рухнуть в одно мгновение. Ничего вечного на этой земле нет. И не будет. Лева одернул пиджак и отошел в сторону.
– А почему я первый? – сказал Чуркин и покраснел.
Николай так густо покраснел, так ярко, как крупный помидор, красивый на вид, но перезрелый, явно гнилой изнутри.
– Боишься? – спросил Лева. – Не бойся. Стрельбы не будет. Хочешь, я пойду первым?
– Хочу, – просто и ясно ответил Чуркин.
И густо побелел.
– Ну тогда я пойду первым, – кивнул Лева, – только ты тут в конце оставайся за старшего. Смотри за порядком. В очереди всегда лаются. Скандалят и устраивают беспорядки. Справишься?
– Справлюсь, – Чуркин виновато опустил голову.
Лицо Николая то вспыхивало, то гасло, будто оно загоралось, и его сразу совали в воду, а затем вновь поджигали, предварительно облив бензином. Трусость не порок. Трусость – состояние души. Трусить и бояться должен каждый, но Леве нельзя было трусить. Он не имел права на страх. И капитан ничего не боялся. Он знал, кто стоит за дверью. С полковником Лысым Лева водил давнее знакомство. Они не были друзьями, в милиции не бывает друзей. А вот в сауне сиживали. Было дело. И пивко тянули. И водочкой баловались. Бывало и такое. И не однажды. Да и закусками увлекались. Даже на День милиции в Октябрьском зале места всегда вместе попадали. Жены тоже были знакомы. Но не дружили семьями. Нет. Такого точно не было. Но знать друг друга в лицо знали. Иногда помогали один другому по службе. Так положено в милиции. Иначе служба в тягость станет, а не в радость. Лева не ждал от Лысого никаких сюрпризов. Любит полковник почудить, дым в глаза пустить, фокусы гражданам показать. Есть такое дело. На фокусы он большой мастер. А глупостей делать не станет. Полковник боится прокола по службе. Звонков из министерства опасается. Телефонную трубку снять для него равносильно прыжку в пропасть. Вот такой он, полковник Лысый. А врагов никогда не боялся. Стрелял без промаха. Прямо в висок. Пуля насквозь проходила. Лева уже открыл дверь, но услышал за спиной глухой удар. Так бьют по человеческому черепу. Глухо. Тупо. Вязко. Стены задрожали, будто начиналось землетрясение. Неожиданно все успокоилось. Затихло. Помертвело. Капитан Бронштейн осторожно придвинул дверь к притолоке и плотно закрыл. Муха не пролетит. Враг не достанет. Щелкнула щеколда. Звонко щелкнула. Зычно и предостерегающе. Лева обернулся и посмотрел в конец очереди. Все ясно, без стрельбы не обойтись.
Константин не двигался. Над ним склонился Пономарев, он жадно обшаривал карманы поверженного миллионера, вышвыривая оттуда разную мелочь. Старик, видимо, вдоволь насиделся в подполе. По полу покатились фишки из казино, монеты, жевательные конфетки. Денег в карманах не было. Леонид Витальевич разогнулся и с укором взглянул на Леву: дескать, куда все деньги подевались? Всегда лежали в одном месте, и вдруг все закончились. Непорядок.
– Непорядок, командир, – сказал Лева, приподнимая старика, пытаясь разогнуть его согбенную фигуру.
Но Пономарев корчился и все норовил упасть на пол, чтобы теснее приникнуть к телу Константина.
– Не твое дело, – шипел отставник, – не лезь, куда тебя не просят. Мне деньги нужны.
– Всем нужны, – успокоил его Лева одним махом.
Капитан вздернул тщедушное тело наверх и повозил в разные стороны, как нагадившую кошку.
– Мне нужнее, – заспорил Пономарев и больно пнул Леву в плечо.
Ядовитый старик болтался в воздухе, размахивая руками и ногами, как ветряная мельница.
– Всем нужнее, – надавил на больную мозоль капитан, – и все ждут. И ты терпи, дед.
– Я тебе никакой не дед, внучок недорезанный, – козлом взблеял Леонид Витальевич и безвольно повис на Левиной руке, пытаясь ввести капитана в заблуждение. Но капитан не поверил старику. Осторожно опустил его на пол. Подал серые штаны.
– Одевайся, дед, нам выходить надо отсюда.
Капитан не успел договорить, Пономарев с истошным криком набросился на него, пытаясь дотянуться до подбородка. Но Лева накрыл лицо отставника штанами. Набросил, как удавку. Пономарев захлебнулся и затих. И лишь после этого Лева наклонился над Константином. Бездыханный миллионер лежал с отрешенным видом. Пустые глаза разглядывали потолок. Лева заглянул в них. Там ничего не было. Кромешная пустота. Вот что деньги делают с человеком.
– Оксана, помоги мне, – позвал Лева девушку на помощь.
Оксана, присев на корточки, заглянула в открытые глаза Константина. И вздрогнула, будто озябла. Лева положил ей руку на плечо. Оксане стало тепло от ласкового прикосновения.
– Не бойся, это у него обморок. От страха. Сейчас в себя придет. Удар пришелся по затылку. А как случилось, что дед выскочил раньше времени? Почему не присмотрели за ним?
Никто не ответил. Все молчали. Застыли в ожидании. Витек скусывал шершавинки с губ. Он злился, негодовал. Смешная ситуация. Анекдот. Байка. На зоне рассказать, все зэки животы надорвут. Попался на мякине. На старом навозе. Константин застонал. Лева приподнял бесчувственное тело Константина. Но тут же получил удар по голове. И свалился прямо на соперника. Так они и лежали вдвоем. Беспомощные и беззащитные близнецы. Витек вынул целлофановый пакет из кармана капитана, деловито переложил в свой. Но тут же рухнул на пол, прикрыв своим телом двух братьев. Чуркин пошуровал в кармане Витька, вытащил конверт, успел сунуть в задний карман брюк, как его самого свалила та же самая чума по имени Алчность. Чуркина огрели чем-то тяжелым, тупым, железным. Это была сковорода. Медная, старинная, с огромной витой ручкой. Оксана отбросила сковороду в угол и, сноровисто поблескивая ноготками, вытащила из заднего кармана Николая пакет с деньгами и спрятала его на своей груди. Надежно упаковала в бюстгальтер. Как будто навечно замуровала. Но и Пономарев не терял времени даром. Дедушка накинул на тонкую шею внучки махровое полотенце и затянул петлю, бережно, по-родственному. Леонид Витальевич вытащил из девичьего лифчика пакет и оглянулся на остальную команду. И вдруг застыл, испугался. На него смотрело шесть глаз. От напряжения разлетались искры. В разные стороны. Безумный огонь вылетал из трех глоток. Санек очумело сопел. Совок хрипел. Колек сипел. Такого они еще не видели. Все видели. Разное. Но такое… Век свободы не видать. Дед попятился, наткнулся на стену. Хотел вжаться в нее, чтобы пройти насквозь, но не вышло. Стена сомкнулась, не пропустила тщедушное тело. Шесть рук слились в одну железную кисть и в едином ритме вцепились в стариковское горло. Отставное тело повисло и выскользнуло из железной хватки, обрушившись на груду бесчувственного мяса. Совок опомнился первым. Он разжал сморщенные пальцы Пономарева, но тот в беспамятстве лишь еще крепче зажал заветный пакет. Совок подергал, подергал да и выдернул. Вложил пакет в кепку, кепку насадил на голову. Пономарев очнулся, задергался, пошуровал сморщенными пальцами. Пусто. Вскочил и помчался за обидчиками. Кто-то пнул старика, он взвыл и мешком свалился на пол, пополз по-пластунски в коридор, сморкаясь и отплевываясь. Совок тщетно пытался спасти от поругания тело командира.
– Труба зовет, – прохрипел он, вытаскивая из общей свалки бесчувственное тело Витька. – Вставай, Витек, вставай, корешок.
Он взвалил друга на плечо и направился к выходу. Уже взялся за щеколду, повернул язычок, но его кто-то дернул за свободное плечо, то самое, на котором не было Витька. Совок отпустил щеколду. Замок звонко щелкнул. Дверь захлопнулась. Совок оглянулся. Перед ним стоял Лева.
– Положь груз на место, – сказал капитан и дернул вражеское плечо во второй раз.
Совок не удержал равновесия. Витек слетел с него, как пыль, будто ветром сдуло. Груз шумно шваркнулся на пол. И все началось сначала. Кто-то вынимал пакет с деньгами, кто-то стучал по чьей-то голове тяжеленной сковородой, кто-то зажимал окровавленный нос. И над всеми возвышался невозмутимый Лева Бронштейн. Он озирал свалку равнодушным взглядом.