Прыжок льва
Шрифт:
Однако к исходу третьей недели, раздосадованные отсутствием долгожданной победы и колоссальными потерями, особенно во флоте, римляне, прервав осаду города, обрушились на укрепленные позиции вдоль южной дороги. И, спустя короткое время, захватили ее, полностью отрезав город от сношения с внешним миром. Впрочем, Гиппократа и Чайку это особенно не испугало — в городе были большие запасы еды и воды, а также имелись источники. Так что держаться Сиракузы могли еще долго. Особенно со стороны моря, где греки предпочитали теперь не подпускать римлян слишком близко и пускали в ход машины Архимеда задолго до того, как флот противника подбирался к стенам. Ферон, несколько недель не выходивший
И все же Гиппократ в последнее время все чаще интересовался у Федора, когда же Ганнибал пришлет обещанные войска. Чайка отвечал ему, что ожидает их со дня на день, как обычно говорил своим офицерам сам Ганнибал, не получивший вовремя подкрепления из Карфагена. И Гиппократу ничего не оставалось делать, как сохранять внешнее спокойствие и посещать храмы, где он молил богов ниспослать Сиракузам избавление от римлян. А также время от времени напоминать легионерам Пульхра, что они находятся на греческой земле. Так что осадившие город римляне нигде не могли чувствовать себя в полной безопасности, ни на земле, ни в море.
Время шло, а подкрепления из Тарента все не появлялись. Более того, Федор понятия не имел, что там происходит. Взял Ганнибал, наконец, этот город или все еще идут бои за стены и улицы. И кто, интересно, теперь руководил обороной Тарента, уж не блестящий ли Памплоний? Отсутствие вестей с итальянского театра военных действий наводило уныние и на самих карфагенян, которых после продолжительных боев осталось всего чуть больше пятисот человек из двух полноценных хилиархий.
— Чего-то забыл про нас твой командир, — как-то поделился соображениями Леха, когда они с Федором прогуливались вдоль стены, посматривая в сторону моря, где маячили, не решаясь приблизиться, римские квинкеремы, — может, случилось что?
— Может, и случилось, — процедил сквозь зубы Федор, — я-то откуда знаю.
Помолчав немного, хмурый командир сильно поредевшего экспедиционного корпуса, добавил.
— Ничего, брат, Сицилия ему нужна больше жизни, объявится.
Так прошло три месяца [14] с момента появления здесь карфагенян. И Марцелл, ни на метр не продвинувшийся за стены Сиракуз, неожиданно предложил переговоры.
— О чем нам с ним говорить? — удивился Федор, когда Гиппократ сообщил ему эту новость, — он, что, решил сдаться?
14
На самом деле Марцелл безуспешно штурмовал Сиракузы почти год. И потом, пробившись за внешние стены, еще восемь месяцев осаждал цитадель и укрепленные городские кварталы.
— Во всяком случае я сдавать город не собираюсь, — усмехнулся греческий военачальник, — но выслушаю, что хочет предложить мне Рим. Думаю, речь всего лишь пойдет о выкупе тех знатных римлян, что попали ко мне в плен после нападения на лагерь легионеров.
Гиппократ замолчал на мгновение, а потом вдруг поинтересовался.
— А как твой римский пленник, которого мы содержим отдельно от остальных. Ты не хочешь его продать за выкуп? Думаю, у него найдутся родственники.
— Нет, — быстро ответил Чайка, вспомнив о неудавшемся походе в тыл к римлянам, где он планировал использовать римского декуриона как приманку, — он мне еще пригодится.
Несмотря на сорвавшуюся попытку, Федор обдумывал следующий шаг, который приблизил бы его к разгадке заговора, а для этого Кассий мог еще неожиданно понадобиться. И значит, в стане противника должны были думать, что замешанный в эту темную историю декурион погиб, пропал вместе с письмом из Карфагена.
Переговоры с римлянами проходили у самой южной башни крепости, где сходилась короткая и низкая стена, что вела к морю, и более мощная стена, с которой, по сути, начинались оборонительные сооружения Сиракуз в этой части города. Здесь смыкались два квартала, один из которых, Ахрадина, был самым укрепленным кварталом Сиракуз. Почему Марцелл попросил провести переговоры именно здесь, было неясно, но Гиппократ решил удовлетворить просьбу сенатора.
Начались переговоры днем и продлились почти до самых сумерек. Чайка на них не присутствовал. Лицезреть Марцелла он хотел только в одном случае, если его можно было бы убить в честном поединке. А поскольку зарезать сенатора, прибывшего на переговоры, представлялось невозможным, то он решил вообще не травить душу. В любом случае Гиппократ ему сообщит новости, когда все закончится.
Однако одним днем все не закончилось. Переговоры действительно касались обмена пленными, а поскольку не только римляне находились в темницах Сиракуз, но и некоторые богатые граждане греческого полиса, а также толковые военачальники из наемников-спартанцев угодили в плен к Марцеллу, то и Гиппократ был вынужден выторговывать обратно ценных пленников.
Вскоре Федор потерял интерес к переговорам, целиком предаваясь неожиданному отдыху, ведь во время переговоров боевые действия не велись. А тут еще греки начали справлять праздник Дианы. Улицы и многочисленные храмы этой богини заполнились танцующими людьми. И, как ни странно, это не выглядело пиром во время чумы, хотя враг стоял у ворот. Таковы были греки — даже война не могла помешать им прославлять свою богиню.
— Во дают, — смеялся Леха, разглядывая процессию проходивших по дороге в храм гречанок в соблазнительных одеждах, с распущенными волосами и настоящими луками в руках, изображавшими свиту богини во время охоты, — ты посмотри, сержант, что за охотницы! Я бы с одной из них не прочь поохотиться сегодня вечером, пока римляне опять не пошли на приступ.
— Ты с амазонками-то как, уже закончил охотится? — бестактно уточнил Федор, возвращая друга с небес на землю. — Все вопросы решил?
Ларин обиженно засопел, невольно вспоминая Исилею, а за ней и Зарану с ребенком.
— Эх, сержант, такой вечер испортил.
Тем вечером они побродили по живописному городу, побывали из интереса в храме Дианы, но к «охотницам» не приставали, хотя те действительно выглядели очень соблазнительно. Федор Чайка, как главный представитель Карфагена, не хотел международного скандала, да и дома морпехов ждали любимые женщины, а Леху даже две. Поэтому они просто выпили вина в казармах порта, где обитали с момента прибытия с Сиракузы, и завалились спать на соломе.
На рассвете их разбудил невероятный шум. Федор долго не хотел просыпаться, решив, что это греки слишком уж буйно разгулялись по случаю праздника богини Дианы, но вскоре слух стал доносить до него очень характерные шумы, отдаленно напоминавшие сражение.
А когда командир карфагенян, еле продрав глаза, выбрался на крышу казарм, находившуюся вровень со стеной, где была устроена смотровая площадка, то разом проснулся. Он увидел языки пламени в дальнем конце квартала, где вечером проходили переговоры с римлянами. Теперь, несмотря на еще не разошедшиеся сумерки, многое уже было видно. Там бушевал разгоравшийся пожар, мелькали панцири и мечи легионеров. И происходило это все не за внешними рубежами Сиракуз, а буквально в двух шагах от стен Ахрадины.