Прыжок над пропастью
Шрифт:
– Нам нужен…
– Что нам нужно?
Она замолчала.
Росс еще раз пощупал пульс. Ее глаза метались. Потом снова закатились, а зрачки исчезли. Веки сомкнулись.
– Вера! – Он ущипнул ее за руку – никакой реакции. Проверил пульс: нормальный.
Прошло двадцать минут. Он сидел, держа ее за запястье, все время проверяя пульс, не смея отойти.
– Сыр, – вдруг отчетливо произнесла Вера, широко раскрыв глаза. – Нам нужен сыр!
– Ты проголодалась?
Ровным голосом она проговорила:
– Ты такой смешной, Росс.
Потом она повернула голову и посмотрела прямо ему в лицо. Зрачки были в фокусе, однако взгляд оставался невидящим. Росс отвернулся, и Вера тут же спросила:
– Росс, ты хочешь меня убить, да?
– С чего ты взяла?
– Оскар Уайльд сказал: все люди убивают то, что любят.
– Оскар Уайльд – старый говнюк. Вряд ли человек, который совращал мальчиков, имеет право рассуждать о любви.
– Но ты меня убьешь, – возразила Вера. – Ты скорее убьешь меня, чем согласишься потерять.
– Я не собираюсь ни убивать, ни терять тебя. Я намерен вылечить тебя, милая, и мы вместе победим мерзкую болезнь, которая в тебе засела.
Последовало долгое молчание. Росс снова посмотрел на часы. Прошли еще пятнадцать томительных минут. Потом Вера сказала:
– Росс, я хочу вернуться в свое тело. Мне не нравится здесь, наверху. Я очень боюсь! Пожалуйста, не разрешай им забирать мое тело, пока я не вернусь. Ты ведь не разрешишь?
– Конечно нет.
– И не забудь напомнить мне, какой сыр купить.
– О чем ты?
– На вечер.
У нее появились проблески сознания; уже хорошо. Однако прошло еще полтора часа, прежде чем действие наркотика начало ослабевать.
Когда Вера настолько окрепла, что смогла, наконец, спуститься в кухню, чтобы начать приготовления к ужину, был уже почти полдень. Но даже и тогда Россу не хотелось оставлять ее одну. Он решил, что ей пока небезопасно садиться за руль. Он сам свозил ее в супермаркет. Стоя в очереди у прилавка с сырами, Вера повернулась к нему и спросила:
– Ты можешь объяснить, что случилось со мной утром?
– Болезнь прогрессирует, потому что ты не принимаешь лекарство, – ответил он. – Ты должна возобновить прием.
Как только они вернулись домой, Росс заставил ее принять две капсулы. Оставив жену в кухне, он поднялся наверх. Сегодня на ужине будут Джулс Риттерман с женой. И доктор Майкл Теннент, психиатр, который ведет собственную передачу по радио. И еще один психиатр, Дэвид Де Витт. Лучших свидетелей не придумаешь! Не говоря уже о главном констебле Суссекса и судье Высокого суда.
Запершись в ванной, он открыл шкафчик и взял с полки коробку из-под туалетной воды от Келвина Кляйна. Перед приходом гостей они с Верой выпьют, как всегда, для создания подходящего настроения.
По его подсчетам, достаточно четверти той дозы, что он дал ей утром.
63
«Первый симптом – упорная рвота;
Росс сходил в гольф-клуб и разыграл быструю партию в девять лунок. Предстояло еще забрать Алека – тот был на дне рождения у приятеля. Половина четвертого, а домой он попадет не раньше чем через час.
Радуясь, что осталась дома одна, Вера сделала перерыв в своих приготовлениях к ужину и поднялась в кабинет Росса. Она зашла в Интернет и еще раз перечитала симптомы своей болезни.
Когда она дошла до слов «терминальные симптомы», ей стало не по себе.
Первый симптом у нее уже есть – упорная рвота. Приступы тошноты повторялись с угрожающей частотой. Однако последующие симптомы вовсе не обязательны. Да, бывает, она видит плохие сны, но кошмары ее не мучают. А сегодня утром у нее определенно была самая настоящая психотическая галлюцинация. Ее и сейчас пугает испытанное ею ощущение отделенности от собственного тела. Неужели именно так наступает смерть?
В стекло билась муха. Вера открыла окно, чтобы выпустить ее, и вдохнула запах свежескошенной травы. Выключив компьютер, она немного посидела в кожаном кресле Росса, мрачно прислушиваясь к себе. У нее ухудшение. Болезнь прогрессирует. Разрушает ее.
Есть ли у меня хотя бы крошечный шанс выздороветь?
Она извлекла из потайного места на дне сумочки мобильник, накинула плащ и вышла на лужайку, раскрыв застекленные двери. Мимо нее промчался Распутин; обогнав ее, ринулся по широкой, выложенной плиткой террасе и сел, дожидаясь ее.
Вера брела по безукоризненно подстриженному газону, сунув руки в карманы джинсов. Она решила спуститься вниз, к пруду. Солнце светило вовсю, но задул резкий ветер. Сейчас лето, но погоде, видимо, об этом ничего не известно. Слишком холодно для того, чтобы сервировать напитки на террасе, как планировал Росс.
Пруд был длинным и узким, его окаймляли деревья. В середине пруда находился островок, где гнездилась пара диких уток. Трем утятам из восьми удалось уберечься от лисы и ворон; сейчас они подросли и почти догнали родителей.
Вера села на деревянную скамью и стала наблюдать за тем, как утиное семейство плывет к ней, выходит из воды, равнодушно к Распутину, который относился к ним презрительно – именно так, он полагал, и следует относиться к уткам.
– Извините, ребята, – сказала Вера. – У меня для вас ничего нет.
Утки продолжали истошно вопить, толкаясь, как стайка пожилых женщин у прилавка со всякими безделушками. Потом, так же шумно гогоча, они затопали назад, к воде. Вера наблюдала, как они плывут прочь, и ей вспомнились начальные строки любимого стихотворения: