Прыжок рыси
Шрифт:
— Вот, — поднял глаза на разбитую люстру губернатор, — сорвалось, понимаешь.
В руках у него был тугой пятипружинный эспандер.
8
«Каяться никогда не поздно, — философствовал Козлов, расхаживая по комнате в одних трусах. Было три часа ночи. — Украл — покаялся, убил — покаялся. Какая может быть мораль, Евгений? Откуда она взялась — из Библии, что ли?.. Чушь! Библии, почитай, двадцать веков, а люди как убивали друг друга, так и продолжают убивать. Да убийцы при этом еще и в наваре остаются! Авель вроде честный парень был — землю там пахал, первый город заложил… нет, ты скажи, Евгений?..» — «Ну, честный, честный», — улыбнулся Евгений, глядя на то, как гость протирает трусами очки. Он лежал на раскладушке и боролся
Библейская эта метафора Евгению запомнилась, но ни к чему она относилась, ни чем кончился тот ночной, двухмесячной давности разговор, он теперь не знал.
«Мне б такую кару — вечную жизнь…» — все прокручивал и прокручивал в памяти случайно оброненную Пашкой фразочку, звучавшую после известия о его смерти почти мистически.
Он шел по оттаявшей, умывавшейся в беспрестанной мороси Москве куда глаза глядят, протискивался сквозь встречную толпу, сливался с попутной — лишь бы не быть одному. Выгуляться — верный способ душевного похмелья. На четыре шага вдох, на восемь — выдох, на четыре — вдох, на восемь…
Неожиданная, как инфарктный толчок, мысль заставила Евгения остановиться. А что, если Пашка Козлов, следуя логике Каменева, тоже остался на его совести?.. Ведь болело же что-то у парня, сильно болело, раз не преминул он поделиться этой болью со случайным попутчиком? И домой он не спешил — явно оттягивал время отъезда…
«Убийц его, конечно, не найдут, — думал Евгений, продолжая путь в никуда, — точнее, не раскроют, потому что знают наверняка».
По сравнению со своим недавним попутчиком у него еще оставался шанс пережить ненастье. Горькая обида, нанесенная Каменевым, при воспоминании об убитом журналисте стала еще горше: «Неужели и ты, Козлов?.. Чужой совсем, без году неделю знакомый, так отчаянно стремился пробиться ко мне, а я не внял, не захотел расслышать… Неужели и ты (будь проклят тот день и час, когда мы оказались в одном купе!), уйдя в могилу, будешь держать меня за горло? Но ведь я не Каин, я не убивал тебя!.. Как не убивал Петра и Кольку, Хобота и Светлану, и старика Джека Батурина. Не предавал Валерию и Шерифа…»
«Ну как же не убивал, не предавал, — ответствовал Внутренний Голос. — А разве Колька не в твоей машине взорвался? Разве не в тебя через занавесочку метили, когда попали в старика?»
Можно было сопротивляться и приводить доводы в свою защиту, можно было пить до забытья, но кому лгать и сколько может продолжаться эта ложь? Самому себе и до конца дней? ' То ли острое желание спрятаться куда-нибудь от людских глаз, то ли действительно наступила пора оглянуться, а может — близость к вокзалу, куда вынесла его судьба в образе многоликой толпы, а скорее и то, и другое, и третье, и много еще чего, взятое вместе, подвели Евгения к кассе.
— Билеты есть?
— Куда?
Хотел сказать «куда-нибудь»…
— В Приморск? — сорвалось с языка.
И тут, впервые за много дней, прошедших с тех пор, как он помахал Валерии в окошко уходящего в безвестность поезда, Евгений почувствовал облегчение — спокойную уверенность перед новым барьером, еще неведомым, но уже начавшим обретать реальные очертания.
— На какое число?
— На завтра.
Глава вторая
1
После не очнувшейся от зимней спячки Москвы, после унылых, вечно озабоченных чем-то физиономий столичных жителей утренний Приморск казался Евгению чем-то вроде Города Солнца Томмазо Кампанеллы. Ранний восход, несколько бурных встреч на перроне заставили его полной грудью вдохнуть непривычный, пахнущий йодом воздух и выдохнуть его вместе с былыми неприятностями. Перрон, вокзал и площадь перед вокзалом были чистыми и сухими. Люди в большинстве своем улыбались — то ли вследствие заложенного природой южного темперамента, разнящегося со столичным на всю тыщу верст, то ли оттого,
Чего боялся Евгений, так это взять да неожиданно проснуться; боялся, что кто-нибудь грубой выходкой или неучастливым словом разрушит иллюзию свежести этого мира, никак не походившего на его представления о провинции, и вместо долгожданного цветного сна взору предстанет Россия-мать, трижды проклятая и воспетая, а в душу вернется боль. Но ничего такого не происходило.
«Дурак, — корил он себя, глядя на широченные улицы и проспекты из окна экскурсионного «икаруса». — И надо же было торчать в Москве!.. Путешествие — вот панацея, вот чего не хватает недовольным своим бытием!..»
На время он даже забыл о цели своей поездки, а когда вспомнил, задался вопросом: а была ли она вообще, эта цель? Не вести же, в самом деле, самостоятельное расследование убийства, которым занимается прокуратура, не имея ни денег, ни жилья, ни прав? Очень даже может быть, убийц Козлова уже нашли, и картина теперь яснее ясного.
Экскурсия длилась час, за этот час город ничем не омрачил первоначального впечатления. Тут и там высились здания в строительных лесах — по рассказу экскурсовода, шла реставрация построек 50-х; дома, построенные ранее, были снесены в прошлом десятилетии (морской климат сделал свое дело — подточил фундаменты, подгноил стены), и теперь на их месте вырастали суперсовременные коробки. «Монпелье — ни дать, ни взять», — благосклонно подумал о Приморске Евгений. Порт — ворота города… Гудки теплоходов на рейде… Низколетящие лайнеры — аэродром в городской черте… Круглые замысловатые башни — «пятизвездочные», если верить экскурсоводу, отели. Американо-российский проект.
— Приморск объявлен зоной свободного предпринимательства, — тараторила студенческого вида девушка в микрофон. — Сейчас мы проезжаем по северной окраине города, вы видите коттеджи — ведется строительство городка для уволенных в запас офицеров и их семей. Проект разработан германскими архитекторами. С реставрацией химкомбината, пуском первой очереди нефтеперегонного завода появились рабочие места. Долговременная сдача в аренду здравниц и курортов, расположенных вдоль побережья, строительство отелей совместно с американскими и турецкими компаниями позволили изыскать ресурсы для расширения завода вертолетных двигателей, остановленного четыре года тому назад из-за недопоставок комплектующих в результате распада СССР и межотраслевых неплатежей. Посмотрите, пожалуйста, направо. Перед вами открывается перспектива гигантской верфи судоремонтного завода, куда заходят корабли всех стран…
Экскурсанты, которых набралось пол-автобуса, глазели по сторонам. Чувствовалось, что размах приморских преобразований никого не оставил равнодушным.
«Ни фига себе провинция! — удивлялся Евгений. — Хьюстон, да и только. Развитой капитализм».
Автобус свернул на радиальную улицу и через пять минут оказался в стилизованном под готику районе, в котором не хватало разве что квартала красных фонарей и красоток у кричащих витрин супермаркетов.
— С 1992 года в Приморске работает студия телевидения, оснащенная современной техникой. Здание слева — картинная галерея, открытая в позапрошлом году. Здесь проводятся выставки и презентации. Здание с колоннами — драматический театр имени Достоевского. Шесть человек из труппы театра удостоены почетного звания «народный артист России». Недавно театр побывал на гастролях в Великобритании. Внизу на огороженной площадке вы видите строительство олимпийского стадиона. В городе есть своя футбольная команда. Выход к морю, удобное расположение города, теплый, мягкий климат способствуют развитию сельского хозяйства и промышленности быстрыми темпами. Главным же фактором в росте доходов населения, строительстве жилья и распределении прибылей жители города считают личностный — всего этого удалось достигнуть с приходом нового губернатора Константина Гридина и его команды, сумевшей в кратчайшие сроки воплотить в жизнь его уникальную экономическую программу…