Прыжок самурая
Шрифт:
Прошел еще год, когда оставшиеся в живых друзья Рамзая отыскали его тело в общей могиле и с почестями перезахоронили на токийском кладбище Тама. Не осталась в долгу и Родина, предавшая своего сына по злой воле вождей. Однако справедливость восторжествовала через долгие двадцать лет. Высокое звание Героя Советского Союза Рихарду Зорге было присвоено 5 ноября 1964 года, посмертно.
Глава 5
Подходил к концу октябрь, когда в Южную и Центральную Маньчжурию неожиданно возвратилось явно не догулявшее свой сезон роскошное бабье лето. Как и положено, над убранными полями серебристыми ниточками тянулась
Наступило время обеда, на Китайской улице открылись многочисленные рестораны и ресторанчики, над плетенными из лозы столиками, выставленными на тротуары, словно поздние осенние цветы, распустились яркие бамбуковые тенты. Обоняние самых привередливых гурманов дразнили возбуждающие аппетит ароматы. Чего стоил, например, запах усянцзы, утки, замоченной в ячменной патоке и зажаренной на углях из каштанового дерева! Те, кто уже отобедал, с удовольствием толкались в центральных магазинах: «И. Я. Чурин и K°», «Кунст-Альбертс», «Каплан и Варшавский», где продавались товары со всего света.
Ближе к железнодорожному вокзалу было и вовсе не протолкнуться. Здесь собирался люд попроще, и вел он себя соответственно. Беспрерывные гудки автомобилей, мелодичная китайская музыка, истошные выкрики рикш, требующих дать им дорогу, многоголосие бурной перебранки, чей-то звонкий смех, лающая немецкая, а рядом с ней – русская речь… Невероятная какофония звуков сливалась в единую музыкальную пьесу, в которой с каждым днем все более отчетливо слышались тревожные ноты.
Канонада мировой войны, эпицентр которой переместился в Россию, доносилась и сюда, в Маньчжурию. Ее слышали все – и бедняки кули, вынужденные глотать рис в своих ветхих фанзах, и уж конечно те, чье благосостояние непосредственно зависело от развития событий. Грядущий исход битвы за Москву заставлял тревожиться одних и поднимал воинственный дух у других.
В штабе Квантунской армии вот уже четвертый месяц сидели как на иголках, ожидая приказа из Токио к наступлению, но военный министр Хидэки Тодзио продолжал кормить подчиненных «завтраками». Чтобы дать выход боевому пылу офицеров и солдат, начальник штаба генерала Умэдзу приказал им упражняться на полигонах. На загородных стрельбищах, ни на минуту не прекращаясь, велась оглушительная пальба. В целях экономии, правда, использовались холостые патроны. В черте города рябило в глазах от серых армейских мундиров, военные патрули активно прочесывали рабочие кварталы, блошиные рынки и прочие бойкие места. Им помогали полицейские и жандармские наряды.
Особенно много было филеров. В принципе, вычленить их из толпы, особенно человеку опытному, с наметанным взглядом и отменно развитым чутьем, не составляло особого труда. Сомнительные личности жуликоватого вида, по одному, по двое отиравшиеся у железнодорожного вокзала, в речном порту, на стоянках такси и перед гостиницами… Воровской люд держался от них подальше. Были филеры и вполне респектабельной наружности, однако их выдавали цепкие взгляды, вкрадчивые движения и, в сущности, совершенно одинаковые физиономии. Впрочем, карманникам можно было не беспокоиться. «Гончие псы» охотились совсем на другую дичь. Их интересовали коммунистические агенты, за которых можно было получить щедрое вознаграждение.
Павел Ольшевский сложил пухлые бухгалтерские папки в
Изрядно поработав локтями, пробился в магазин «И. Я. Чурин и K°», потолкался в главном зале, примерил шляпу, купил газету, поболтал с хорошенькой продавщицей, поглядывая при этом в зеркала. Вроде бы слежки за ним не наблюдалось, однако он не спешил выходить на улицу. Будучи человеком молодым, он не мог не остановиться у прилавка, пестревшего, словно павлиний хвост, набором модных галстуков. Особенно ему понравился темно-зеленый, с золотистыми драконами. Почувствовав это, прыткий приказчик тут же начал обхаживать клиента: услужливо подставил зеркало, с одобрением зацокал языком, закивал набриолиненной головой. Галстук и в самом деле был хорош и, несмотря на заломленную цену, стоил того.
Теперь, когда все требования конспирации были соблюдены, можно было с легким сердцем идти на встречу с резидентом. Отлично продуманные действия сбили бы с толку и самого опытного из шпиков, тем не менее на улице Павел подстраховался. Пару кварталов он прошел неспешным шагом праздно гуляющего человека, засматриваясь на витрины и женщин, а затем шмыгнул в подворотню, где затаился в нише. Через несколько минут, убедившись, что «хвоста» за ним нет, он смело направился к китайскому ресторанчику, где намечалась встреча.
Улица шла под уклон, и ноги сами несли к цели. Вскоре за деревьями проглянула серебристая гладь реки. Теплая, без дождей погода благотворно повлияла на своенравную Сунгари. Прозрачные воды ее мирно журчали у свай горбатого мостика, ведущего к ресторану, расположенному на живописном островке. У кромки камыша большими поплавками покачивались джонки, рыбаки-китайцы, незлобно поругиваясь, тянули сети. Павел остановился и понаблюдал за ними. Китайцам везло: жирные сазаны, сверкавшие в воздухе чешуей, похоже, весили прилично. Оставалось только вздохнуть – заядлый рыбак, Павел не мог вспомнить, когда в последний раз он сидел с удочкой. После двадцать второго июня свободного времени у него не оставалось.
Торопливое тиканье часов напомнило о том, что встреча приближалась. Достав из кармана пальто газету «Харбинский курьер», Павел вошел в ресторан. Народу было довольно много. Большинство – китайцы и корейцы, и лишь в дальнем углу расположились европейцы. Сомневаться не приходилось: это были немцы, пиво у них за столом лилось рекой. Кто-то уже затянул «Песню о свастике». «Свастика в белом круге на огненно-красной основе освобождает весь мир…» – эту песню часто крутили на германских волнах.
Павел расположился на открытой веранде. Отсюда неплохо просматривались вход и б'oльшая часть зала.
– Что хочет заказать господин? – Официант, само подобострастие, возник словно из воздуха.
Не заглядывая в меню, Павел заказал хуаншэн – жаренный в масле арахис, к которому питал особую слабость, и свинину. Здесь ее готовили отменно, он знал это. Отдаленно она напоминала русский, а вернее кавказский, шашлык, только более острый и почему-то хрустящий, хотя само мясо оставалось отменно мягким. Аппетит разгорался. Недолго поколебавшись, он добавил к свинине рыбную закуску в сладком соусе, грибы муэр и бутылку «смирновской» водки. Прохвост-официант, кинув на Павла оценивающий взгляд, предложил ему «особое меню», подразумевавшее опиум, но Павел так зыркнул на него, что тот, моментально уменьшившись в росте, исчез на кухне.