Прыжок в ничто
Шрифт:
Теперь каждый из спутников сделался самостоятельным небесным телом со своим собственным движением, траекторией полета. На эти новые небесные тела распространялись все законы небесной механики.
Летят они или стоят на месте? И если летят, то куда? Вверх? Вниз? Здесь не было ни верха, ни низа. Ракета оставалась под ногами — значит, они летят «вверх». Но сияющий шар Земли плыл в мировом пространстве над головой. Значит, они летят на Землю, то есть падают «вниз». А в отношении звезд? От миллионов далеких звезд они удалялись, к миллионам — приближались под всевозможнейшими углами. Если же зажмуриться, то кажется, что вообще нет никакого движения. Равномерное
Сколько раз он продумывал это, летая «теоретически» еще в Стормер-сити, и вот теперь, когда он в действительности находится «среди звезд», он постигает на практике относительность движения.
Телефоны молчат. Люди слишком подавлены, ошеломлены, чтобы говорить.
Человек и космос! Никогда еще не стояли они так близко «лицом к лицу». Ничтожные пылинки мироздания, они обладали всемогущим умом, умелыми руками, которые подняли их к звездам… Маленькие, нелепые фигурки копошились в океане вселенной.
Это был мир вечного молчания, полной, абсолютной тишины и холода. Здесь беззвучен громовой грохот всех ракетных дюз. Здесь нет ни ветров, ни облаков, ни дождей, ни туманов, ни перемен температуры, нет «погоды», нет смены дня и ночи, времен года…
И что удивительнее всего, вселенная поражала не своей грандиозностью, а только необычайностью.
«Эфиролазам» казалось, что они находятся в центре шара, окрашенного в глубокий черный цвет. Млечный Путь опоясывал всю сферу, разделяя ее на две половины. Звезды — пылинки, крупинки — сияли, не мигая, изумрудами, аметистами, алмазами, рубинами, топазами. Бледным холодным светом светились Плеяды, четко выделявшиеся на темном фоне. Вверху виднелся земной шар, и возле него — Луна. Земля была на четверть затемнена. На освещенной стороне выделялись знакомые очертания Африки. Справа пылало Солнце; свет его был ослепительно ярок.
Созвездия имели тот же самый знакомый «земной» вид. Так же раскинулась по небу Большая Медведица, такие же очертания, как с Земли, имели Кассиопея, Андромеда, Пегас, Персей, Орион. Однако здесь были сразу видны созвездия и южного и северного полушарий Земли.
— Сэр, не можете ли вы ущипнуть меня за руку? — первым нарушил молчание Пинч, пользуясь своим телефоном. — Скажите мне: это сон или действительность?
— Забавная действительность! — сказал Генри.
— А мне кажется, что это неостроумный сон. Я не знаю, кто придумывает наши сны или они сами придумываются, но только эта выдумка неудачна.
— Советую вам, мистер Пинч, придумать космос получше. Вы на этом хорошо можете заработать! — сказала Амели.
— Эх, что сейчас делается на Пиккадилли?.. Вот там освещение, не космосу чета! Там ночью светлее, чем здесь днем!
Амели и Мадлен испуганно жались к обшивке ракеты. Обе кисло улыбались.
— Потребуйте из кассы деньги обратно, — сказала Мадлен. — Хотя вы правы. Мне также не нравится этот космос, как вы его зовете. Странно, что название прекрасного мыла, которым я всегда моюсь, присвоили этому мрачному месту. Оно не стоит того. Правда, здесь очень много звезд, гораздо больше, чем на небе Земли. Нет. Я не променяла бы этот космос на витрину парижского ювелира. И потом здесь так пусто, неуютно, мертво. В этом я также согласна с вами… Рауль, черноглазый поэт, показал мне созвездия Ориона и Большой Медведицы, — других я не знаю. И вот теперь я смотрю на них, как на знакомых земляков, с которыми неожиданно встретилась в далеких краях… Милый Рауль, ау! Где ты? Знаешь ли ты, что твоя Мадлен в черной берлоге той самой Медведицы,
— Неужели, фрейлейн, ваша рука имеет длину в сотни биллионов километров?. — спросил Ганс. Ему хотелось сказать другое: «Неужели человеческий гений потребовалось затратить на то, чтобы поднять к звездам земную пошлость?»
Ганс огляделся.
— Как обманывают нас чувства! Полная иллюзия шара, но знаешь, что никакого шара, предела нет, — сказал Пинч.
— И чтобы промчаться от края до края нашей Галактики с быстротою света, потребуется больше тридцати тысяч лет. А ведь мы видим и другие галактики! — заметил Фингер. Он уже основательно знал астрономию.
— Вы, мосье Фингер, сказали: «за нашей Галактикой». Разве мы видим не весь мир? — спросила Мадлен.
— Я уже сказал, — начал Фингер, — что надо лететь со скоростью света более тридцати тысяч лет, чтобы пролететь нашу Галактическую систему — систему Млечного Пути. Галактика — это скопление тридцати миллиардов солнц. Полагаю, что Пиккадилли не обладает таким количеством лампочек? Вся эта громада имеет общее вращение. Это Малая вселенная. Во внешней ее части расположены системы шаровых звездных куч — сотни, тысячи миллионов солнц в каждой. Дальше — на расстоянии миллионов световых лет — лежат другие млечные пути, другие галактики — вселенские острова. Число этих островов, подсчитанных астрономами, свыше миллиона. Свыше миллиона галактик, и десятки миллиардов солнц в каждой. Они, скопляясь, образуют «облака галактик». Это высшее из известных нам в настоящее время структурных образований вселенной. Совокупность облаков — галактик — составляет Метагалактическую систему. И, быть может, все это вместе входит составной частью в какую-то еще большую единицу мироздания, которую трудно даже себе вообразить.
— Довольно! Перестаньте, — взмолилась Мадлен. — Ваша Метавселенная — вроде детской игрушки, деревянных яиц, вкладывающихся друг в друга.
«Удивительная природная способность опошлять любую идею, — подумал Ганс. — Стоило тратить порох!»
Он продолжал:
— А между тем космос — это вечное движение, вечное созидание и разрушение. Вертятся спутники и обращающиеся вокруг планет, планеты — вокруг своей оси, вокруг Солнца, вертится Солнце и со скоростью миллиона километров в год летит само по направлению к созвездиям Лиры и Геркулеса. Как приводные ремни, снуют кометы, мчатся туманности, метеоры, космическая пыль пронизывает мировые пространства во всех направлениях.
— Миленький, вы говорите сейчас точь-в-точь как Рауль, черноглазый поэт! — воскликнула Мадлен. — Непонятно, но восхитительно… — И, по капризным законам своей «логики», она задала неожиданный вопрос: — А правда ли, что, когда падает звезда, кто-нибудь умирает.
— Правда, — с улыбкой ответил Фингер. — Вот расчет: на Земле каждую секунду умирает не менее двух человек. Падение же звезды длится примерно полсекунды.
Мадлен была несколько разочарована таким статистическим объяснением мистического поверья.
— По милости судьбы, мы еще живы, — сказал Пинч, — хотя и вознесены, как Илья, на небо. Будем же жить, а жить — это двигаться! Мы теперь «небесные тела» и потому не должны отставать от своих светящихся собратьев. Мисс Амели, хотите, я докажу вам, что этот космос по крайней мере может вращаться, и даже очень быстро?
— Вы? — изумилась Амели.
— Да, я! — гордо ответил Пинч. — Архимеду не хватало рычага, чтобы повернуть Землю, а я заставлю волчком вертеться всю вселенную без всякого рычага, при помощи нашего диска.