Псарь
Шрифт:
— За то что шлялся по ночам, — улыбнулся я. — Давай лучше голову посмотрю. Негоже предстать перед Богами с разбитым черепом.
Кстати, в одном из карманов моих брюк был бинт. Стражники не обратили на него внимания и вот — пригодился.
Торр принёс кувшин с водой и мы осторожно сняли повязку. Ничего, видали и похуже. Помню меня в одном районе так огрели велосипедной цепью, что шрам до сих пор остался. Пока мы промывали рану, Дарби молча наблюдал, а потом достал из-за пазухи какой-то мешочек, который висел на груди.
— Надо чтобы Тэрр разжевал эту травку, — пояснил он. — А потом
— Через пару дней, Дарби, — прохрипел раненый, — нас сожгут на костре. Как ведьмаков и чернокнижников. А рядом будешь хрипеть ты.
— Отчего это, позвольте спросить, я буду хрипеть? — обиженно шмыгнул гном.
— Потому что тебе, приятель, зальют в горло расплавленный свинец. Это не так вкусно как стакан красного.
Гном вздохнул и опять принялся за сухарь.
— А почему вас должны казнить за колдовство? Разве колдовство вне закона?
— Ты, Серж, как с неба свалился, — хмыкнул Торр. — Колдовать можно, если ты член гильдии. Если нет — ты чернокнижкик и колдун. Любой норр с большим удовольствием сожжёт тебя на костре. И ему развлечение и тебе не холодно. Жителям нравятся такие казни. Особенно зимой.
— А Чёрные псы? — спросил я. — Они ведь забирают души людей. Разве это не черная магия?
— Ты про чёрных рыцарей? — хмыкнул Тэрр. — Я не знаю, как это у них получается, но не прочь этому поучиться. Одно время я хотел попасть к ним на службу, но потом передумал.
— Отчего же?
— Трудное это дело, воевать с нежитью. Её слишком много. Колдунов и чернокнижников сжигают на кострах, а нежить живёт и радуется жизни. Взять бы хоть наш Грэньярд! Все знают, что одна старуха, живущая недалеко от пристани, оборачивается в кошку. И хоть бы кто слово сказал. Боятся.
— Почему?
— Потому что когда эта кошечка выходит на прогулку, то улицы пустеют… Она размером с хорошего кабана, если не больше.
— Так почему же её не трогают?
— Она была кормилицей нашего старика норра, когда тот ещё лежал в колыбели. Ей лет двести, если не больше. Ведьма… Она его вырастила. Говорят, что взяла с него слово, что он никогда не тронет нежить и нечисть. Вот старику и остаётся одна забава — жечь таких как мы, — вздохнул Торр и откинулся на солому.
— Давайте лучше спать парни, — прохрипел Тэрр. — Завтра утром нас отведут к судье и всё объяснят.
— Да, — кивнул его братец. — Как, куда и зачем…
— И на каких дровах вас поджарят, — буркнул Дарби.
— Не переживай, герой-любовник! Про свинец тоже не забудут.
33
Сложно заснуть в тюрьме. Особенно, когда не знаешь, что ждёт тебя на рассвете. Нет, я не скажу, что надеюсь на какое-то чудо. Просто не верилось, что меня, вот так могут взять и повесить. Причём, — за преступление, которое даже не совершал. Бред какой-то! С другой стороны — помните старое выражение: «Если любого мужика, старше тридцати лет, взять и посадить в тюрьму лет эдак на пять, то в глубине души он будет знать за что…». Вот именно! Тем более, что в этом мире я успел натворить дел. Пусть и не самых гнусных, но на высшую меру заработал. С лихвой.
Мысли разбегались, как серые тюремные крысы мелькающие по углам камеры. Мелькали обрывки каких-то полузабытых фраз. Словно заголовки бульварных газет на лотках и в переходах метро. Умирать в тридцать лет не хочется. Да что там в тридцать, дьявол меня раздери? Умирать никогда не хочется. В любом возрасте. Да, люди не хотят жить вечно. Просто они не хотят умирать. Надеюсь… На что? Что Рэйнар с Мэддом возьмут приступом замок норра? Смешно. Главное, чтобы они о нашем Андрее позаботились.
«Сейчас начнётся допрос. Следователь сперва будет ласков. Он предложит папиросу, потом предложит жизнь. Папиросу можно взять, а от жизни придется отказаться…»
Откуда здесь папиросы? Господи, какая муть в голову лезет! Только сейчас, на рассвете на меня наваливается вся серьёзность ситуации. Шутки в сторону — тут сожгут быстро и без лишних эмоций и реверансов. Или повесят.
Рассвет приходит медленно. А может, это я слишком спешил. Спать не хотелось. Было какое-то полусонное состояние, когда хочется накрыться плащом и забыть о существовании этого мира. Так и плаща тоже нет. Арочное окно превратилось в серое пятно, с хищным оскалом решёточных прутьев, а потом в унылую дырку, с не менее унылым видом. Виднелся край деревянной изгороди и кусок каменной стены. Когда совсем рассвело, загремели замки и открылась дверь. В камеру заглянул уже знакомый орк и хищно оскалился, показав хорошие и острые зубы.
— Пошли, мясо! — прохрипел он. — Нечего тут бока отсиживать! Палач ждать не любит!
Под охраной, состоящей из десяти человек, нас отвели в суд, расположенный рядом с городской площадью. Идти было недалеко. По идее — можно оттолкнуть ближайшего ко мне охранника и попытаться скрыться в толпе. Один из них, словно угадав мои мысли, скривился и глухо пробурчал:
— Как бы не так, приятель! Жители с удовольствием тебя поймают и вернут обратно. Да ещё и бока намнут. Не лишай их такого удовольствия, как публичная казнь. Побереги свои рёбра!
— Дьявольщина…
Здание суда было небольшим одноэтажным строением. Рядом с ним разместилась лавка и кабак. Символичное соседство. Украл — выпил — в тюрьму. Внутри мы увидели деревянный помост с массивным столом и креслом судьи. Вдоль стен выстроились несколько деревянных лавок. Сквозь узкие стёкла проникало мало света и зал утопал в сумерках. Судья уже был на месте и судя по его виду — жутко скучал. Неподалёку сидели хмурые люди. Какой-то толстяк, увешанный оружием, сиял подбитым глазом и опухшей губой. Рядом с ним сидел хорошо одетый мужчина. Судя по возрасту и внешнему виду, это старший сын норра — Корн. Парни рассказывали про него.
— Наш рогоносец уже здесь, — ехидно заметил Торр. — Ждёт когда нас поджарят.
— Неплохо мы ему приложили, — прохрипел его брат. — Глаз, что южная слива.
— Заткнитесь! — зашипел на них один из стражников.
Перед нами появился судебный служка и нудно затянул привычную песню:
— Отвечать на вопросы судьи надо быстро, — он был похож на богомола. Такой же худой и длинный. Чёрная мантия болталась на нём, словно на вешалке. Худое и бледное лицо обрамляли длинные седые волосы. Он обвёл всех взглядом и хищно оскалился: