Псевдо
Шрифт:
Самое печальное при этом то, что слово «сверхбог» неизбежно порождает в большинстве частных гуманитарных человеко-случАев дурацкие ассоциации с ницшеанским Сверхчеловеком. В этом, собственно, нет ничего плохого. Просто обидно, что всё так примитивненько у нас с вами…
Кстати о возрасте «Псевдо». Ему, как уже говорилось, лет шесть. Стало быть, уместно вспомнить и обо мне в соответствующий период.
Ещё хочу сам себе напомнить, чтобы завтра я не забыл написать что-то там такое про страницы предшествующие началу и что-то там про некоторые казусы, уже возникшие в тексте
Бедный, бедный «Псевдо»… Мой маленький… Спокойной тебе ночи… А про свои шесть лет, пожалуй, не буду писать. А может и буду. Не знаю. Спать хочу, о чём я уже писал в рассказе «Фальшивка», ну да что тут поделаешь… Sleep well! (Так говорила мне одна голландская Эльза.)
И что бы там ни случилось, и что бы там и ни как, я всё же хотел бы продолжить.
Сейчас примерно половина девятого часа дня пятнадцатого марта месяца нынешнего года. Я устал. Плохо спалось. Видел два неприятных сна.
В первом — на лавочке, напротив моего бывшего дома в Марьиной роще, где я прожил первые десять лет своей жизни, сидел я с Аней Абазиевой (только какой-то немножко другой, сильно получше) и тискал её мягкие студенистые груди. Потом поехали к ней на дачу. Дача оказалась очень похожа на леночкину. По сути дела, это она и оказалась, и там принялись мы с Аней трахаться. Эдак, знаете ли, по-взрослому: вошли в дом и начали еблю. Вроде как, чего тянуть-то?..
И чувство раскаяния не покидало меня даже в момент преступных оргазмов.
Второй сон ещё того хуже: сидит Женя Костюхин на высокой, каменистой горе, играет на тубе. При этом вторая туба висит у него за спиной, и ещё там же висит что-то похожее на валторну.
И вот видит этот самый Женя меня, как-то подскальзывается, оступается неуклюже и вот уже падает стремительно и обречённо.
Все его медные духовые взмывают вверх, и он спускается на них, как на парашюте. В конце концов, он падает на берег ручья, протекающего у подножья горы. Падает в какую-то черную скользкую жижу и моментально скатывается в ручей, дно которого тоже представляет собой ту же черную, мерзкую, скользкую, вязкую жижу, которая тут же начинает засасывать женино тело.
Естественно, я бросаюсь на выручку; спускаюсь к зловонному ручью, шарю руками по склизскому дну, пытаясь нашарить Женю или хотя бы его инструменты. Наконец мне удается ухватить его скрюченную пятерню, и вскоре Женя уже на берегу.
Я сначала думаю, что он мёртвый. Волоку его к какой-то пружинной кровати, стоящей посреди свалки, так же имеющей место на берегу, укладываю Женю, прикладываю ухо к его груди, чтобы послушать сердце, и тут он как раз открывает глаза…
Сегодня. Спустя сутки. За это время, а именно за вчерашний вечер, я успел рассказать этот сон как минимум пяти друзьям и подругам. Следовательно, они весьма позабавятся, когда прочтут его на страницах «Псевдо». (Если, конечно, не позабудут.)
Были вчера в «Птюче». Смешно. Сказать решительно нечего, хотя понравилось. Опять танцевали с Добридень, а также с Кошеверовым и Тогоевым.
С каждым днём веселей-веселей, смешней-смешней. Накапливается усталость, а фишечки продолжаются. (Если вам интересно, куда я направляюсь, сообщаю: сейчас я нахожусь между станциями «Автозаводская» и «Коломенская» (как раз тот участок с открытой улицей), еду до «Каховки», на Москворецкий рынок за цементом, чтобы сделать Кате Живовой ремонт, за что её мама Марья Николаевна обещала что-то около 100 баксов.)
Я переживаю. Мне по-своему грустно. Я не уверен, что правильно поступил, решив выкинуть первые страницы «Псевдо» и вставить их куда-нибудь в середину. Скорей бы уж я почувствовал, что самое время их вписать!
Я думаю, что где-то сегодня моёму «Псевдо» исполнилось семь лет. Таким образом, он уже большой мальчик, и его пора отдавать в школу, где учатся другие романы и повести.
Я уже знаю, что моёму маленькому другу не миновать односторонней детской влюблённости в старшеклассницу «Около-эколо». Тяжело тебе придется, мой маленький «Псевдо». По себе знаю, что и с директором у тебя будут сложные отношения. «Война-и-мир», этот старый пердун, вряд ли будет терпеть твои выходки, вызванные всего лишь наивной детской непосредственностью.
Вообще, как представлю все эти рожи, с которыми ты столкнёшься в школе, мой бедный мальчик, сразу так грустно становится, как будто сам переживаю все заново. Эта старая тупица, завуч «Анна-Каренина», этот мудак «Улисс», этот кудрявый физкультурник «Евгений-Онегин», этот чудаковатый математик «Процесс». А чего стоит дряхлый завхоз «Котлован», от которого вечно несёт старческой перезрелой мочой! Бедный, бедный маленький «Псевдо»! Тернист твой путь! Но через тернии к звёздам! (Хи-хи-хи.)
(Извините за вынужденный двадцатиминутный перерыв. Это время было потрачено мною с пользой. Видит Бог, я приобрел 9 кг цемента за 9 тысяч рублей.)
Недавно «Псевдо» прислал мне письмо из своего Пансиона благородных произведений:
Милый папа,
наконец-то выдалась свободная минутка, чтобы отписать тебе, милый папа, мое корявое детское письмецо. Живу я хорошо. За последние месяцы мы очень сдружились с «Гранатовым браслетом». Я помню твои наставления и колкое замечание, брошенное тобой, видимо, в порыве родительской заботы, что с такой хуйней мне, маленькому «Псевдо», общаться не следует, но папа, если бы ты узнал его лучше, то непременно оценил бы, какой это добрый, хороший и духовно богатый повесть.
«Три сестры» строит мне глазки и всё время маячит возле нашей комнаты в мини-юбке. Признаюсь честно, странные чувства иногда овладевают мной. Спасибо «Гранатовому браслету», он всегда и все объяснит, и расскажет, и научит хорошему.
Кстати о твоих рекомендациях. «Школа для дураков» — действительно дура дурой, и я порой не понимаю твоего вкуса в отношении женщин. Так, например, «62. Модель для сборки» — просто беспардонная шлюха и когда она закончит школу, то наверняка отправится блядствовать, ничем уж более не сдерживаемая. Тут я опять скажу, что не понимаю твоего вкуса и, тем паче, не разделяю.