Пси-ON. Книга II
Шрифт:
Глава 1. Телепатия и фундамент прочной дружбы.
Невысокий, строго одетый мужчина с густой бородой и начавшими седеть бакенбардами зашёл в крошечную комнату следом за полноватым, но не обрюзглым проводником. Последний носил форму следовательского комитета, а на плечах его покоились погоны с тремя светло-голубыми точками: так обозначались офицеры-менталы. И при взгляде на телепата пациент, темноволосый юноша, с ног до головы покрытый бинтами, всхлипнул.
– Оставите нас, господин лейтенант?
– По
– Отец, меня опоили! Я не понимал, что делаю, и желание было не моe! Я…
– Ещe не придумали вещества, которое так помутило бы сознание и не оставило следов в крови, Иоанн. А телепатическое воздействие не прошло бы бесследно, остались бы зацепки в памяти. – Мужчина убрал руки за спину, странным взглядом глядя на изувеченного сына. – Что напугало тебя настолько сильно, что ты открылся для внушения? Чего ты мне не рассказал о своей роли в судьбе той девчонки?!
Парень отвeл взгляд в сторону. Или, что вернее, попытался: даже эта малость вызвала нестерпимую боль в тканях лица. Сейчас брюнет мог смотреть только строго перед собой, и никак иначе.
– Отец, я и правда почти ничего не делал. Но наблюдал. И не вмешивался. – Забинтованная мумия подняла взгляд, в котором мужчина легко прочитал страх. Настоящий, неиллюзорный страх за свою свободу… или даже жизнь. – И я слишком хорошо это помню, чтобы при глубоком чтении ничего не всплыло на поверхность! Я думал над способом выкрутиться без ущерба роду, подумал о том, кто во всeм виноват… В себя пришeл уже здесь.
– Кто виноват, говоришь…– На лицо мужчины легла тень, а он сам тяжело и шумно выдохнул. – В этом виноват только ты, щенок! Захотел выслужиться перед своим дружком-Кочубеем?! Вот и пожинай теперь плоды! – Резко вспыливший, мужчина столь же стремительно успокоился. – Расскажи мне всё, сын, не утаивая ничего. И тогда, быть может, я и род сможем тебе помочь.
Парень мешкал недолго. Нависший над шеей Дамоклов меч, и странное, пришедшее извне желание всё рассказать спровоцировало прорыв дамбы. Пострадавший от собственных сил студент запел соловьём, не замечая даже, что в какой-то момент мимика на лице его отца начала циклично повторяться вплоть до движения глаз и бровей. Лишь изредка эта строгая последовательность прерывалась, когда «отец» задавал уточняющие вопросы: имена, даты, конкретные действия.
Имперское следствие никогда не играло «честно», ибо такая игра зачастую была лишь на руку преступникам. Если того требовало дело, следователь имел практически абсолютные права. Покалечить или запугать, убить или отпустить – только ведущий дело следователь решал, к каким методам прибегнуть ради становления торжества справедливости. И закон в возможностях его практически не ограничивал, отчего вокруг следственного комитета Российской Империи и сложилась мрачная репутация, которую от дурной отделял лишь запрет на распространение порочащий честь «дланей Трона» слухов.
Здесь и сейчас за дверью стояло трое человек, из которых двое сосредоточенно вели записи: один – на бумаге, держа в руках планшет со стопкой листов. Другой – на небольшом ноутбуке с экраном, со стороны всегда кажущимся выключенным. Третьим же человеком являлась комиссар Анастасия Белёвская, которую долг обязывал присутствовать на каждом допросе последней волны, по завершении которой следствие уже начнёт всерьёз «махать топором», а не собирать подписки о невыезде и снимать с насиженных мест глупцов, успевших попасть в немилость к Трону.
И только мысли о долге останавливали комиссара от того, чтобы войти в палату и снять мелкому ублюдку голову с плеч. Никто её не осудил бы, ведь законы в отношении аристократии порой были даже более суровы, чем аналогичные статьи, предназначающиеся для простолюдинов. Элита нации одновременно и обладала большим числом свобод и возможностей, и подвергалась самым страшным карам в случае серьёзного преступления установленных законов. А то, о чём рассказывал отпрыск рода Дубинских, в совокупности могло с натяжкой потянуть на лишение титула и пожизненное заключение, которое в девяти случаях из десяти заменяли на смертную казнь.
Ибо не было никакого смысла много лет кормить и содержать человека, которому уже не суждено выйти на свободу.
– Я определённо походатайствую перед учителем о том, чтобы этот моральный урод вместе со своими дружками получил высшую меру. – Не выдержала девушка, поглядывая в записи своих сопровождающих. Один из двоицы, тот, что вёл рукописные записи, покачал головой:
– Уничижение чести и достоинства не тянет на высшую меру. А до изнасилования или иных действий подобного характера дело ни разу не доходило, если верить прочим свидетельствам и словам самой пострадавшей…
– Но их «подруги» подошли к этой границе очень и очень близко. И где? В академии! В моей альма-матер! В учебном заведении, на которое равняются все прочие! – Негодование Белёвской было легко объяснимо её неопытностью. Слишком мало серьёзных дел она повидала за свою жизнь, заняв место комиссара благодаря своим псионическим талантам и протекции Трона, которому она присягнула, отделившись от собственной семьи. – Я уверена, что наставник сочтёт высшую меру необходимой! По крайней мере в отношении тех, кто лично принимал участие в травле.
– Ко всеобщему сожалению, госпожа Анастасия, всё не так просто. – Мужчина с планшетом бросил на девушку взгляд исподлобья, писчей ручкой поправил чуть сползшие очки и, можно сказать, вернулся к своей работе. – Держите себя в руках, и в точности следуйте инструкциям господина Ворошилова. И тогда «награда» точно найдёт своих «героев»…
– Я и не собиралась проявлять неуместную инициативу, Георгий. – Белёвская зло посмотрела на советчика, который одновременно был и старшим коллегой по отделу, приставленным к ней «присмотру для». – Как только закончим здесь, нужно будет найти и навестить Геслера. И задать ему несколько вопросов касательно всего произошедшего…