Пси
Шрифт:
– На твою квартиру не претендую. А машину я заберу. На нее мои родители…
– Забирай.
Он отвернулся к окну. Закурил, нарушая уговор не дымить на кухне. Светка ушла в комнату и долго чем-то гремела и хлопала дверцами шкафа. Андрей молча пялился на листья за стеклом, стряхивал пепел в кофейную чашечку и ни о чем не думал. Было гадко, противно и очень себя жалко. Впрочем, последнее чувство он изо всех сил гнал от себя. Поздно. Надо собраться, дать пинка и начать все заново.
– Закрой за мной, – крикнула от входной Светка.
Два чемодана уже стояли в прихожей.
– Остальное потом заберу.
– Давай
Пока он тащил багаж и запихивал в машину, Светка молчала. И старалась не встречаться с Андреем взглядом. Но перед тем как сесть за руль, жалобно посмотрела на него.
– Прости. Я больше не могу с тобой. Ты изменился. Я не понимаю тебя. Прости.
Светка потянулась к нему, коснулась. Андрей дернул плечом, сбрасывая ее руку.
– Не за что извиняться.
Не желая продолжать разговор, он развернулся и, не прощаясь, пошел домой.
Развод что-то сдвинул в нем. Как под темной, напитанной влагой землей пришло в движение брошенное зерно. Незаметно внешне Андрей менялся, превращаясь в иное существо. Отношения на работе разваливались – он появившимся чутьем знал, когда человек лжет, таит злобу, гадит исподтишка. Ходить туда стало невыносимо. Он возвращался вечерами домой, и квартира впивалась в него стальными зубами: все напоминало Светку, а соседи бесили одним своим присутствием за стеной. Бывшую жену он видел несколько раз в городе с мужчиной старше нее лет на десять. Отчего настроение портилось еще больше.
Внезапной отдушиной и единственным человеком, с которым Андрей был откровенен до конца, стала Светкина мама. Марья Алексеевна, которую он ни разу не называл тещей. Она звонила, интересовалась делами, заходила на чай, принося с собой то котлеты в пластиковом лотке, то банку с борщом. Андрей рассказал ей все, а Марья Алексеевна поверила. Пройдет несколько лет, будет и радость «Времени Чудес», и кошмар бунтующей пси-массы, гнилые доски в камере и первые ожоги блокатора. И как вспышка молнии – мама Марья, приехавшая к Андрею в ЛИМБ. Как она выбила свидание? Маленькие, чуть зачерствевшие пирожки, разломанные пополам при досмотре, покажутся Андрею манной небесной. Четыре блина с творогом, свернутые трубочкой, как он любит, она заставит съесть прямо в комнате встречи. Она будет плакать и жалеть Андрея. А он будет врать, что все нормально и можно жить. Оба будут притворяться, что верят в эту ложь… Марья Алексеевна не доживет до возвращения Андрея, и ему в ЛИМБ придет единственное письмо от Светки с горькой новостью. Но это будет потом.
Гордиев узел он разрубил одним движением. Написал заявление «по собственному» и позвонил знакомой риэлторше. Она заглянула к Андрею на следующий день, шумная, многословная, улыбчивая, с близорукими глазами акулы. Бегло осмотрела квартиру и согласилась на жертвоприношение в виде чая с тортиком.
– Твою я сразу продам: рядом с центром, ремонт нормальный. Не проблема вообще. А что ты хочешь взять?
– Дом. Где-нибудь на окраине, в тихом районе. Чтобы поменьше соседей.
– Надо подумать. Кажется, что-то было…
Она вытащила из сумки толстую тетрадь и зарылась в записи. Андрей наблюдал за ней, пряча улыбку. К ней даже Светка его никогда не ревновала – чувствовала, что мужиков она рассматривает только через призму «можно ли ему втюхать недвигу». Страсть делать бизнес, возведенная в абсолют.
– Поехали. Есть один вариант, лучше ты сразу посмотришь.
Дом оказался старым, с отваливающимися обоями внутри, захламленной мансардой под крышей и заброшенным огородом на заднем дворе. Но Андрею он показался старым другом, которого не видел много лет. И смешная, почти дармовая цена.
– Только для тебя, – подмигнула риэлторша, – он уже год продается, никто не берет.
– Беру.
Андрей подмахнул договор не глядя. От продажи квартиры оставалась приличная сумма. Треть ушла на ремонт дома. Часть Андрей вложил в автосервис однокурсника. А на остаток купил велосипед, перевез барахло и закатил новоселье. На празднике была Хельга: она выпила больше, чем следовало, и намекала, что может остаться у него ночевать. Андрей сделал вид, что не понял экивоков.
Прошло дней пять или семь, когда Андрей проснулся со странным ощущением. В круглое окно било яркое солнце и щекотало горячим лучом правое ухо. Но что-то было не так. Не хватало какой-то части, которую заполнила сосущая пустота. Он долго лежал, глядя в потолок, мысленно устроив себе обыск. И наконец, рассмеялся, найдя пропажу. Это ушла затянувшаяся депрессия, преследовавшая с момента развода. Хотелось жить, смеяться и делать тысячу дел сразу.
Следующую пару недель он жил с крыльями за спиной. Приводил в порядок дом, приглашал в гости старых знакомых, флиртовал с незнакомками. Мир блистал тысячей красок. Казалось, началась новая жизнь, прекрасная и удивительная. Андрей ошибался, крышка ящика с чудесами еще даже не приподнялась.
В этот день у Андрея были гости. Жарили шашлык во дворе, о чем-то спорили, не заметив, опустошили несколько бутылок вина и разошлись далеко за полночь. Посадив последних гуляк на такси, Андрей вернулся в дом. Спать не хотелось. Он включил на кухне телевизор, налил себе чаю и сел в любимое кресло. Расслабился, прикрыл глаза и сам не заметил, как задремал.
На мягких кошачьих лапах вокруг дома ходит Звездноглазая Тишина. Заглядывает в окна, скребет когтями по стеклу. Распахивает дверь и заходит. Становится за спиной и кладет на виски холодные ментоловые пальцы. Андрей откидывает голову назад, вдыхает запах специй и дыма. И проваливается внутрь самого себя.
Они стоят на широком балконе одной из «башен духа». Колокола, тревожно звонившие в первый заворот, теперь глухо молчат, раскачиваясь под ударами ветра. Башни, с виду крепкие, беззвучно осыпаются песчаными замками. Звездноглазая спутница берет Андрея под руку и ведет вниз. Он оглядывается – лестница за спиной разлетается пылью.
Мимо летят анфилады залов, раньше наполненных стрекотанием и танцем цифр. Ныне огромные счетные машины молчат. Нечего больше исчислять. Все измерено и взвешено. Под каблуками хрустят стеклянные числа.
Лестница в подвал, наполненная жидкой тьмой. Там, невидимый и страшный, их встречает Зверь. «Оно», вышедшее проводить Андрея в далекий путь. Чудовище трется о ногу, как кошка. Шерсть его шелковая и холодит кожу. А ступени ведут все глубже и глубже. Туда где нет слов, образов и чувств. Только непоколебимые столпы Голода, Страха и Жизни держат тяжелый каменный свод.