Пси
Шрифт:
Путешествие заканчивается. Они у подножия механизма, ощетинившегося блестящими шестернями. Короткие молнии пробегают по нему, наполняя воздух запахом грозы. Звездноглазая указывает на красный рычаг и грустно улыбается.
– Я предложу тебе выбор, Странник.
Голос Звездноглазой, как серебро, просыпавшееся на бархат.
– Ты можешь оставить все, как есть, и вернуться обратно. Ходить, не различая свет и тьму. Или выбрать иную дорогу. Там, где огонь и ветер. Но на ней с тебя спросится тысячекратно. Выбирай, Странник!
Андрей не раздумывает. Один шаг, одно движение, один сдвинутый рычаг.
Механизм
– Я не сомневалась в тебе.
Звездноглазая целует Андрея. Ее губы холодны, как осенняя ночь.
Она отступает на шаг и заносит руку. С размаху вонзает пальцы в грудь Андрея.
В ее глазах стоит смех.
Андрей кричит, когда она сжимает его сердце.
Х-р-р-р-р! Он испугался страшного звука. Х-р-р-р-р! Спокойно! Это всего лишь его собственное дыхание. А сам он лежит, свернувшись эмбрионом на полу. Холодно, как же холодно! Андрей попытался встать и не смог. Ноги отказывались держать. Он падал, снова вставал и снова падал. Как умирающий пес, ползущий домой, Андрей ковылял на мансарду. Червем забрался по лестнице. Вскарабкался на диван, замотался в шерстяное колючее одеяло и затих. Утренние сумерки разливались по комнате. Он заснул.
Кажется, он умер тогда. Через трое суток кто-то другой сделал хриплый вздох, там, на диване, под двускатной крышей. Разведенного молодого мужчины, знакомого со странной женщиной Хельгой, пережившего два заворота, больше не существовало. Кто-то незнакомый и странный поднимался из небытия.
Сознание возвращалось, медленно накатываясь волнами. Первым вернулось зрение. Над ним проступили из темноты деревянные балки. Мазок за мазком они обретали плоть. Вот рисунок почти готов, художник встряхнул холст, придавая картине глубину и резкость. Приходит слух, словно ручку громкости повернули от нуля до полной мощности. Шорохи, крики птиц за окном, тяжелое дыхание. Мир принимает Андрея обратно. Но кроме него, есть еще нечто. Спектры эфира.
Во рту было сухо, как в пустыне. Андрей пошарил рукой на полу. Мятая пластиковая бутылка тычется в руку. Всего несколько глотков, и становится легче. А вокруг океанским прибоем шумит эфир. Тысячи голосов, далекие и близкие, шепчут каждый о своем. Гудит лоб над переносицей – «третий глаз», настраиваясь, как приемник, перебирая весь спектр.
Низкий гул, наполненный бурлящими чувствами. Рычание зверей и самые простые образы. Еда, голод, страх, желание… Чистые, без примесей. Это нижний спектр эфира. Океан бессознательного всего живого. Безлико и чересчур страшно. «Болото» – так назовете вы его позже.
Шепот бесчисленного хора голосов. От басов к альтам и сопрано. Мысли; кусочки воспоминаний; тонкие струны связей через пустоту; сияющие костры разумов в бескрайней степи. И стоит лишь потянуться – и можно отправиться в бесконечное странствие по мирам человеческих сознаний. Средний спектр эфира. «Великий базар». Не перейти вовек.
Сияющая пропасть, наполненная ветром. Где парят странные сущности, коим вы не сможете дать названий. Свет, давящий на плечи, не дает вам, зрячим, но бескрылым, понять верхний спектр эфира. Только иногда самые бесстрашные будут нырять сюда. Горние выси. «Ирий».
Ошеломленный, Андрей бежал от «Болота», брел через «Великий
«Каждый стал больше, чем человек, – скажет Андрею в далеком будущем Захаров, сидя на краю грубых деревянных нар. Грустно усмехнется и добавит: – Но не богами, хотя решили, что ими. За что и поплатились».
А сейчас Андрей с трудом встал. Тело было холодно, как лед. Все кости ломило, в горле стояла сушь, распухший язык, тяжелый и неповоротливый, был неспособен сказать ни слова, глаза слезились даже от неяркого света. Одежда и простыни пропитались липким противным потом.
Сбросив одежду, Андрей спустился на первый этаж. Залез в душ и долго хлестал себя горячими струями воды. Кожа уже горела, но по костям еще бродил холод. Растеревшись полотенцем, Андрей завернулся в одеяло и, шлепая босыми ногами по доскам пола, пошел на кухню. Чайник долго шумел и, наконец, тоненько дзинькнул. Не чувствуя кипятка, он глотал жиденький чай, ощущая, как оплывает стылой водой айсберг, поселившийся внутри. От пяток вверх к темени побежали мурашки.
– Приснится же такое, – Андрей сказал вслух, не веря в слова.
«Да, да, я тебе снюсь. Правда, здорово?» – отвечал бушующий вокруг эфир.
Допив чай, Андрей вернулся на мансарду. Сдернул простыни, рухнул, как был, и заснул. Самым обычным сном. Без сновидений и путешествий в эфире.
Еще целые сутки он приходил в себя. Спал, ел и снова спал. И не прикасался к эфиру, инстинктивно отгородившись от него стеной «я не готов». Но силы возвращались, и голоса трех спектров звали все настойчивее.
Окончательно вернувшись в реальность, Андрей занялся домашними делами. Навел порядок, приготовил еды на несколько дней, закинул в стиральную машину все грязное. Он суетился по хозяйству, оттягивая момент, когда останется один на один с эфиром. Не от страха, но от сладостного предвкушения великой тайны.
Все было переделано, и Андрей поднялся на мансарду. Кинул на пол старый матрас, лег на спину и закрыл глаза. Вдохнул так глубоко, как смог, и отдернул занавесь, открываясь эфиру.
Долгие часы он странствует по новой реальности. Через «Великий базар», от одного человека к другому. Пробует на вкус их горечь и радость, пропуская чужие мысли, как монеты сквозь пальцы. Мужчины, женщины, дети. Иногда Андрей заглядывает в чужие сны, но там царствует «Болото» вышедшее из берегов. Он бежит дальше и дальше. Порой срывается, выпрыгивает в «Ирий» и повисает пылинкой в луче света. Падает и снова летит через пылающий красками эфир. Пока не приходит время оказаться дома в собственном теле.
Это похоже на запой. Андрей ел, спал несколько часов и снова нырял в омут спектров. Ничего больше его не интересует. Эфир становится домом, любовницей и воздухом, без которого не выжить.
Город виделся, как ночью с самолета: клякса желтого света, мерцающая елочной гирляндой. Если приглядеться, можно разглядеть каждый отдельный фонарь. Это было прекрасно и чарующе. До той ночи, когда он увидел вспышку.
На западной окраине полыхнуло радугой. От земли до неба. Смешалось водоворотом. Блеснуло сверхновой звездой. И осталось сиять ослепительным, самым чудесным светом.