Псих против мафии
Шрифт:
– Не сглазь, Ильин. Если мы имеем дело с одиночкой, вздумавшим мстить окружающим за свою разнесчастную долю, то он долго отдыхать не будет. Как охотник тебе говорю, стоит дикому зверю хоть раз попробовать человеческой крови, он уже не остановится, пока его самого не убьют.
– Это ты правильно говоришь, Кондратов. Но у нас пока никаких следов. Мы тут все свои каналы задействовали, но если это одиночка, не связанный с уголовным миром, ни один наш агент не поможет.
– Да, тут ты, пожалуй, прав. Остается только надеяться на его величество случай, который выведет нас на этого вольного стрелка.
На этом разговор закончился, но только Ильин повесил трубку, как телефон вновь зазвонил, словно кто-то на другом конце провода, подсматривая за ним, набрал его номер в нужный момент. Выслушав сообщение, задав несколько уточняющих вопросов, Ильин
Агент Кольцов работал на него уже больше года, но толку было мало. Этого среднего возраста алкаша Ильин привлек к сотрудничеству для получения информации о завсегдатаях пивного бара, прозванного в округе "стекляшкой", которых законопослушными не назовешь. К тому же соседство с рынком и расположенным неподалеку вокзалом делало этот бар криминогенным объектом. Проводивший почти все дни в "стекляшке" зубоскал, большой любитель соленых прибауток, Кольцов легко сходился с приезжими мелкими торговцами. Они сразу проникались доверием к мужику, ещё лет десять назад проживавшему в далекой деревне. Конечно, звезд с неба он не хватал, но интересующую уголовный розыск информацию время от времени приносил. Правда, из крупных дел за год помог раскрыть всего два: ножевое ранение, совершенное в баре по пьяной ссоре, да ещё указал на парня, пытавшегося продать в баре меховую шапку, украденную в соседнем магазине. Зато Ильин знал от Кольцова обо всех событиях, волнующих население в этом микрорайоне. И если отсеять сплетни, то полученные от этого источника сведения позволяли более целенаправленно осуществлять оперативно-розыскные мероприятия.
Однако сейчас сообщение Кольцова было более чем серьезным. В этот день среди посетителей пивного бара зашел разговор об убийстве Вагифа и его подручного. И вечно полупьяный слесарь-сантехник Володька, часто забегавший попить пивка после очередного устранения протечки, заспорил со своими собутыльниками об обстоятельствах убийства кавказцев. Какой-то тип клялся и божился, что убийц было трое. Тогда, в горячке спора, Володька-слесарь ляпнул, что преступник был один и он это знает точно, поскольку видел все собственными глазами. Но тут же спохватился, что сболтнул лишнее, перестал спорить и поспешил уйти, даже отвергнув соблазнительное предложение знакомого мужика распить с ним четвертинку водки. Такого с Володькой ещё не случалось, и Кольцов справедливо предположил, что слесарь действительно был свидетелем убийства и теперь раскаивается в своей болтливости.
Ильин посмотрел на записанный адрес служебной комнаты, где обычно сидел Володька с другими слесарями. Надо было отправляться туда и везти Володьку в милицию, пусть расскажет, что видел в ту ночь. Только вряд ли, опасаясь расправы, он станет откровенничать.
Конечно, Ильин все ещё испытывал обиду на Кондратова за то, что тот не счел нужным проинформировать его о состоявшейся сходке, но все же решил сообщить ему о возможном очевидце убийства кавказцев. К тому же Кондратов с его высоким ростом и мощной фигурой был незаменим, когда приходилось вытягивать из человека необходимые сведения. Предвкушая удачу, Кондратов пообещал приехать через полчаса, попросив до его появления слесаря-сантехника не трогать. Ильин согласился, зная, страсть Кондратова оказывать на человека психологическое давление.
Ильину нравились эти мини-спектакли, мастерски разыгрываемые обладавшим актерским талантом сыщиком МУРа.
Дождавшись Кондратова, Ильин сел в его машину, и минут через десять они уже подъезжали к торцу здания, где в полуподвальном помещении находилась комната-мастерская слесарей-сантехников. Им повезло: Володька оказался на месте и сидел с приятелем перед стоявшей на верстаке с тисками початой бутылкой водки и разорванной на куски сушеной воблой.
Удостоверившись, что перед ними тот самый слесарь, Кондратов сразу пошел в психическую атаку. Достав наручники, он принялся жонглировать ими, как в цирке, прямо перед носом у слесаря. И тот, словно завороженный, смотрел не на Кондратова, а на блестящий твердый металл, сверкающий в опасной близости от его лица.
– Ну вставай, сынок, доигрался хрен на скрипке. Давай сюда руки, "браслеты" тебе пойдут, - скомандовал Кондратов.
Ильин понял, что пора вмешиваться, входить в роль "доброго" следователя:
– Постой, Кондратов. Стыдно же мужику будет, когда мы его в наручниках поведем по улице. Он же не отпетый преступник!
Обрадованный неожиданной поддержкой, Володька оживился:
– Ребята, да вы что? С кем-то меня спутали. Я-то знаю, что ни в чем не виноват!
– Ага, забыл?!
– почему-то обрадованно спросил Кондратов.
– Но не волнуйся, мы тебе напомним! Поехали в отделение, там поговорим! Как пойдешь: в наручниках или без?
– Без них, конечно, - покорно согласился Володька, и Кондратов понял, что этого выпившего, насмерть перепуганного мужика они быстро сломают.
Уже выходя из подвала, Володька повернулся к своему напарнику:
– Слышь, Михаил, ты мою долю-то оставь, не выпей, смотри. Они там в милиции быстро разберутся и меня выпустят. Я ни в чем не виноват.
– Все вы так говорите, а потом приземляетесь на нары на долгие годы, - прервал Володьку Кондратов.
– Давай шагай.
– И, ставя последнюю точку, Кондратов грубо подтолкнул Володьку к выходу.
Володька шел покорно, безропотно подчиняясь чужой казенной воле.
"Это интеллигенция по наивности начинает кричать о правах человека и законности, а рабочие и крестьяне знают, что с властью надо ладить и зазря свой хребет под удары судьбы не подставлять", - думал Ильин, глядя на сгорбленную неизбежной несправедливостью спину Володьки.
Введя задержанного в кабинет, Кондратов сразу приступил к делу:
– Послушай, времени у меня мало. Я - подполковник Кондратов из МУРа. Слышал об этом заведении? Раз уж меня из-за такого, как ты, побеспокоили, то будь любезен, не тяни резину. Вот тебе бумага, авторучка. Давай садись и пиши!
– А что писать?
– Ты меня спрашиваешь? Пиши, как стал соучастником убийства кавказцев в палатке.
– Да вы что?! Совсем оборзели? Никого я не убивал!
– А я и не говорю, что ты стрелял. Я спрашиваю, как ты стал соучастником убийства. Меня вот конкретно интересует, куда вы со своим дружком, расстрелявшим кавказцев, после убийства пошли: к тебе или к нему и где он пистолет спрятал?
– Да не знаю я этого мужика. Честное слово, не знаю! Я сам страху тем вечером натерпелся. Он после того, как этих двух "азеров" застрелил, повернулся и на меня пистоль свой навел. Я уж думал, каюк мне. Говорю ему: "Браток, я-то тут ни при чем. Меня-то за что?" Ну он и говорит: "Ладно, живи, алкаш, дальше, если тебе самому такая жизнь не надоела". Повернулся и зашагал прочь. Еще два раза оглянулся. И как только он завернул за угол, я опрометью помчался в другую сторону. Веришь, нет ли, но я и в молодые годы в армии так не бегал, хотя там старшина у нас был хохол Фомченко. Не приведи Господь под началом такого деспота служить.
– Ну ладно, о твоем старшине Фомченко в следующий раз вечер воспоминаний устроим, а сейчас давай поподробнее расскажи, как дело было. Что за мужик такой "азеров" пристрелил и за что?
– Да вы не поверите! Он их "замочил" только потому, что они ему сигареты не той марки продали.
– Ты подожди, - вмешался Ильин, - давай по порядку. Как ты там очутился? Откуда взялся этот мужик? Словом, что видел, что слышал, все давай излагай в деталях.
После сбивчивого рассказа слесаря и наводящих вопросов нарисовалась следующая картина. Часто по вечерам, если Володька не добрал своей нормы, он шел к палаткам и приставал к поздним покупателям с просьбой добавить немножко, а то не хватает на бутылку. Или предлагал купить у него телефонный жетон, мол, нет денег на метро доехать до дома. Как правило, загулявшие мужики или владельцы дорогих иномарок, тормозившие иногда у палаток, не скупились и, дав денег, телефонный жетон оставляли Володьке. И уже через час он набирал сумму, необходимую для покупки вожделенной бутылки. Вот и в тот вечер он заметил мужика, направлявшегося от метро к палатке, - пожилого, лет пятидесяти, в обтрепанных брюках и нелепом клоунском пиджаке. Володька сразу прикинул, что много с него не возьмешь. Мужчина подошел к палатке и, протянув деньги, попросил отпустить ему курево. Взяв сдачу и пачку сигарет, отошел в сторону, но когда Володька хотел приблизиться к нему со своим телефонным жетоном, мужчина вдруг резко повернулся и пошел обратно к палатке. Наклонившись к окошку, он стал ругаться, говоря, что продавец подсунул ему не те сигареты, к которым он привык. А продавец - молодой парень, присев в углу на перевернутый ящик, сказал, с явной насмешкой, что устал и ему неохота рыться в ящиках ради капризов очередного покупателя.