Психиатрическая власть
Шрифт:
101
долю семьи выпадает в свою очередь вытеснить его как не подвластного никакой дисциплинарной системе и удалить, отнеся либо к области патологии, либо к области преступности. Таким образом, семья выступает чувствительным элементом, позволяющим определить индивидов, которые, будучи неадаптиру-емы ни к какой дисциплинарной системе, не могут переходить из одной системы в другую и в итоге подлежат вытеснению из общества и помещению в другие, специально предназначенные для них дисциплинарные системы.
Итак, семье принадлежит двойная роль: она выдает индивидов дисциплинарным системам и обеспечивает передачу, циркуляцию индивидов от одной дисциплинарной системы к другой. И поэтому,
Исторически это выразилось в следующем. Я полагаю, что в системах, где власть по сути своей принадлежала к типу господства, исполнялась при помощи диспозитивов господства, семья и была одним из этих диспозитивов, будучи поэтому очень сильной. В Средние века, в XVII и XVIII столетиях семья действительно была очень сильной, и сила ее обусловливалась гомогенностью другим системам господства. Но будучи гомогенной всем прочим диспозитивам господства семья как вы понимаете, по большому счету лишалась специфичности: у нее не было точных границ. Пуская разветвленные корни семья почти не выделялась на общем фоне оставались
неопределенными. Она смешивалась со множеством
ггтлл/гы'у отношений, к которым была очень близка ибо принадлежала к тому же типу: это были отношения сюзерена и вассала сословной принадлежности и т д Иначе говоря, была сильна
своим СХОДСТВОМ с ППУГИМИ типами вгтярты но в (**иttу этого "ж*^
сходства оставалась неопределенной, размытой.
Напротив, в обществе, подобном'нашему, где микрофизика власти принадлежит к дисциплинарному типу, семья не растворяется в дисциплине, но сгущается, уплотняется и интенси-
102
фицируется под ее действием. Какую роль играл по отношению к семье гражданский кодекс? Одни историки вам скажут, что гражданский кодекс дал семье максимум возможностей, а другие — что он ограничил власть семьи. В действительности задачей гражданского кодекса было и ограничить семью, и тем самым придать ей определенность, сгустить и интенсифицировать. Благодаря гражданскому кодексу семья сохранила в себе схемы господства — владычество, взаимную принадлежность, связи сюзеренитета и т. д., но и ограничила их сферой отношений мужа и жены, а также родителей и детей. Гражданский кодекс переопределил семью, сосредоточив ее вокруг микроклетки супружеской пары с детьми и придав ей максимум интенсивности. Он утвердил ячейку господства, усилиями которой индивидуальные единицы выдавались дисциплинарным диспозитивам.
Эта сжатая, сплоченная ячейка была необходима для того, чтобы большие дисциплинарные системы, которые уже вывели из оборота, упразднили системы господства, смогли действовать самостоятельно. И этим, как мне кажется, объясняются два примечательных феномена.
Первый из них — форсированная рефамилизация, охватившая в XIX веке прежде всего те классы общества, в которых семьи имели тенденцию распадаться и требовалось укрепление дисциплины, в первую очередь — рабочий класс. В период формирования европейского пролетариата такие факторы, как условия труда проживания, передвижения рабочей силы, использование детского труда, способствовали все большему ослаблению семейных уз и разложению семейной структуры. И действительно в начале XIX столетия мы видим, как целые полчища детей подростков рабочих мигрируют с места на
\Л(*{*Т{ЛнПЧЛ/fl в
общих спальнях
падающиеся Растет число внебрачных детей, подки-
ЛМП1РЙ vwflTiiflTOTPsi с ттл/мяи jTGTovnHHCTBa и т л В ответ на эти
прямыё следствия формирования пролетариата очень быстро
уже в 1820-1830-е годы, начинают предприниматься усилия
к впритяноппению ппочности семей; покровители благотвори-
тршГ ZTnl ^ enZcru пvc-кают на решение этой задачи все
^^'n^„„™nrT«7uii,vT способ заставить рабочих жениться возможные^Редатва, ищут^™ C"" J ьЛастить их и т л'
Рефамилизация[рабочего образажизГищ
сЬинансируется:
103
в 1830—1835 годах в Мюльхаузе строятся первые рабочие городки,32 где людям дают дом, чтобы они восстановили семью, тогда как против пар, живущих вместе без брака, устраиваются настоящие крестовые походы. Перед вами целая серия дисциплинарных диспозиций.
В это же время в мастерские некоторых городов перестают принимать мужчин, живущих в безбрачной связи. Возникает целый ряд дисциплинарных диспозитивов, действующих в таком качестве непосредственно в мастерской, на фабрике или во всяком случае рядом с ними, но с целью восстановить семейную ячейку, а точнее — образовать такую семейную ячейку, которая повиновалась бы не дисциплинарному механизму, а именно механизму господства, поскольку — в этом-то, собственно, и заключена причина описываемого явления — эффективная работа дисциплинарных механизмов, их максимально сильное и результативное воздействие возможно лишь при наличии рядом с ними, ради фиксации индивидов, этой ячейки господства, какой является семья. Таким образом, между дисциплинарным паноптизмом, — который, как мне кажется, по своей форме радикально отличается от семейной ячейки, — и семейным господством завязывается постоянный взаимообмен. Семья, ячейка господства, на всем протяжении XIX века, в ходе рефамилизации непрерывно стимулируется дисциплинарной тканью поскольку на самом деле, будучи сколь угодно внешней дисциплинарной системе сколь угодно чужеродной ей но и как раз вследствие этой чужеродности она. является цементирующим элементом
Второй важный феномен заключается в том, что, когда семейные устои расшатываются и семья перестает выполнять свою функцию, сразу же, и это очень отчетливо видно в XIX веке, возникает целый ряд дисциплинарных диспозитивов, призванных восполнить бессилие семьи. Появляются приюты для брошенных детей, сиротские дома, в 1840—1845 годах открывается множество колоний для малолетних преступников — это их впоследствии назовут неблагополучными детьми и т. д.^ Все что можно объединить термином «социальная помощь» вся эта закипающая в начале XIX века социальная работав будущие масштабы которой вам хорошо известны имеет целью ние своеобразной дисциплинарной ткани способной заменить
104
семью, одновременно восстанавливая ее и позволяя без нее обходиться.
Возьмем в качестве примера колонию в Меттре, куда отправляли малолетних преступников, в большинстве своем — сирот. Детей-заключенных группировали по армейскому, то есть дисциплинарному, не семейному, образцу, но вместе с тем в рамках этого субститута семьи, дисциплинарной системы, действующей даже там, где семьи уже нет, имела место постоянная отсылка к семье: надзиратели, начальники и т. д. именовались отцами или старшими братьями, и группы детей, будучи формально насквозь милитаризованными, функционируя по образцу декурии, призваны были составлять семью.35