Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!
Шрифт:
— Благодарю вас, Огата-сан, за эту искреннюю поддержку и понимание. Особенно в свете того трагического положения, в котором оказалась наша армия после задержания чешскими солдатами Верховного Правителя и золотого запаса Российской империи.
Японский капитан прикрыл веками заблестевшие глаза, теперь все стало ясным — и куда идут части Арчегова, и зачем им взрывчатка и снаряды, украденные (нет — доблестно увезенные, ибо на войне нет краж, а есть военная добыча) у американцев.
Огата уже знал, что Арчегов завербовал в свой отряд три десятка военнопленных немцев и австрийцев. В бою их использовать
Но то крайний вариант — Арчегов надеется войти в Иркутск без боя с чехами, иначе бы не стал собирать все до кучи, включая полторы сотни монголов, бурят и китайских наемников, а также флотский хлам, эвакуируемый из Омска. Потому что они бесполезны против чехов и опасны только для ненадежных солдат Политцентра…
— И еще одно предложение вам, уважаемый Огата-сан, — словно через какую-то дымку донесся голос Арчегова. Капитан стряхнул с себя наваждение мыслей и сосредоточился.
— Насчет ваших пустых эшелонов, которые подойдут сюда и пойдут позднее меня на Иркутск. Они вам не потребуются — восстание, которое началось, будет подавлено, а любое вмешательство чехов в русские дела будет жестоко пресечено! — голос Арчегова стал совершенно иным, так говорят самураи свои предсмертные слова.
Огата впился в лицо русского ротмистра — в его глазах плескалась безумная жажда борьбы и презрение к смерти.
Капитан содрогнулся — это был не Арчегов, а безумное божество войны, которое влезло в тело русского офицера. Японец непроизвольно сглотнул, ему до безумия захотелось пойти в бой рядом с этим русским и добиться громкой посмертной славы. Но прошла минута — и пришли мысли.
Что делать, он же все знает о том, что произойдет дальше?! Откуда он выведал планы командования императорской армии? О Аматерасу!!! Так вот зачем им форма — он оденет в нее своих азиатов и русских, которые имеют смешанную кровь, а таких у него в отряде достаточно. Это японец поймет обман, но не европеец — для этих варваров будет достаточно надетой формы Японской императорской армии. Прибытие в Иркутск «японцев» укрепит дух белых, а если части Политцентра нападут…
Капитан Огата почувствовал, как по его лицу ползут холодные капельки пота — у полковника Фукуды в Иркутске две роты, и он без колебаний выступит на защиту незнакомых «соотечественников». А если вмешаются чехи, то начнется война, большая война… О Аматерасу! Покровительница страны Ямато, благодарю тебя!
— Новое сибирское правительство будет лояльно настроено в пользу прямого союзничества с великой Японской империей, — раздумья Огаты были несколько бесцеремонно нарушены русским ротмистром, но японец уловил иное — «новое сибирское правительство».
И Огата отбросил сомнения в сторону — ничего страшного не произойдет, если русские вцепятся в глотку чехам. И даже взорвут свои Кругобайкальские туннели… Ничего страшного не случится для японских интересов. Наоборот…
— Я прошу вашего разрешения воспользоваться нужным для нашего отряда телеграфом, — Огата прикрыл веками хитро блеснувшие глаза.
Он просто сообщит командованию все, что видел и знает. Все, но не
Если же Арчегов не работает на японскую разведку, то, может, сама разведка играет с ним в какие-то свои игры, в которых Огате места нет. В любом случае, он должен доложить командованию ставшие известными ему сведения. А посему связаться нужно немедленно…
— Хорошо, Огата-сан, — ротмистр наклонил голову, — только шифруйте надежно. Наши «союзники» проявляют самый живейший интерес к вашим и нашим планам…
— Я не принял картель от генерала Каппеля и тем более не приму его от «генерала» Семенова, — Сыровы проговорил слова медленно, его единственный глаз гневно сверкал.
— Генерал Жанен мне категорически запретил принимать вызовы на дуэль от этих обезумевших русских. И если я еще начну объяснять им причины своего отказа, доктор Гирс, то намозолю себе язык.
— Я согласен с паном генералом полностью. Полностью проигнорировать эти наглейшие эскапады, они ниже нашего достоинства и чести нашей страны, — Богдан Павлу не скрывал своего презрения к вызовам, которые минуту назад назвал грязными бумажонками, ничего не стоящими даже для отхожего места в ночлежном доме для нищих.
— Господа! Вы мне позволите? — невысокий, но с живым лицом, доктор Крейчий даже чуть приподнялся с места. — Я внимательно перечитал текст атамана Семенова, написанный по-французски и обращенный к нашим легионерам. Он пересыпан выражениями удивления героизму наших легий и братской славянской любви. Тем чувствительнее шипы, скрывающиеся под этими риторическими розами.
Многословная тирада Крейчия привела собравшихся в уныние, хотя они старались не показать вида, и лишь генерал чуть поморщился. Но доктор не обратил на это внимания и тихим, проникновенным голосом продолжил:
— Атаман Семенов осуждает наше поведение против отступающих с Западного фронта, в особенности — задержание поезда Верховного Правителя Колчака. Он призывает нас…
— Доктор, мы все читали это обращение, — Богдан Павлу бесцеремонно перебил выступавшего, — все эти угрожающие намеки такими и останутся. Так поступил Каппель, так же и поступит Семенов — сотрясение воздуха гневными тирадами и никаких действий.
— Это угроза, с которой следует считаться. Воинские силы атамана против наших ничего не стоят, но в его руках байкальские туннели, и мы принуждены, во всяком случае, проехать его территорией в Забайкалье. А это действительно оружие против нас…
— Доктор, русские не идиоты! — чуть потягивая слова, вмешался Гирс. — Они не начнут еще одну войну, у них просто нет на это сил. Разве вы не знаете, что не произошло не единой попытки напасть на нас, даже конвой адмирала предпочел отступить…
— Но Семенов…
— Что Семенов? — едко перебил Гирс. — В Забайкалье идут эшелоны нашей первой дивизии, и нет ни одного инцидента. У атамана просто нет сил, он увяз в войне с партизанами. Где он возьмет не менее двух тысяч дополнительных штыков для навязывания нам своего мнения?