Психоаналитическая традиция и современность
Шрифт:
Фрейд исходил из того, что попытка заменить религию разумом не должна принимать насильственные формы, поскольку любое насилие над человеком несовместимо с его стремлением к свободе. Важную роль играет здесь воспитание, цель которого – поиск своего пути между Сциллой предоставления полной свободы действия и Харибдой запрета, налагаемого на человека обществом. Смещение акцента в сторону насильственного запрета религии не приведет ни к чему хорошему, ибо подавленные желания человека не исчезнут бесследно; они будут вытеснены в бессознательное, запрятаны в его глубинах, но при первом удобном случае вырвутся наружу, приняв самые разнообразные, порой патологические формы. «Намерение насильственно и одним ударом опрокинуть религию, – замечает Фрейд – несомненно, абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно бесперспективно. Верующий не позволит отнять у себя свою веру ни доводами разума, ни запретами. Было бы жестокостью, если бы в отношении кого-то такое удалось» (Фрейд, 1989в, с. 135).
Известно, что революционные преобразования в России сопровождались решительным искоренением
Однако попрание религии привело к формированию такого «нового человека», образ которого чаще всего ассоциируется с Антихристом, не только разрушившим старый мир, но и подорвавшим основы существования людей. Насильственное забвение религиозных ценностей обернулось духовной пустотой, старательно заполняемой суррогатами тоталитарной идеологии, где общегуманистические ценности и идеалы были преданы забвению. Но стоило лишь официальной идеологии ослабить вожжи под натиском требований демократии и свободы, вызванных к жизни перестроечными процессами в России в середине 80-х годов, как тут же рухнули преграды, ранее препятствующие открытому выражению религиозных чувств. И хотя по большей части массовое приобщение к религии носит сегодня в России скорее характер внешнего протеста против былого насильственного навязывания атеизма, чем внутренней потребности в исповедании подлинных религиозных ценностей, тем не менее оно свидетельствует о крахе культурного эксперимента, проходящего под знаком насильственного атеизма. Как показывают реалии жизни, воинствующий атеизм оказался абсурдным предприятием, о бесперспективности которого предупреждал в свое время Фрейд. Но, видимо, даже он не мог себе представить, какие жертвы принесут россияне на алтарь утопии тоталитарной атеизации и насильственного внедрения «научного» мировоззрения – марксизма.
Одна из целей революции 1917 года состояла в экспроприации имущества богатых и отмене частной собственности в России. Она находила свою опору в марксизме, теоретически обосновавшем тезис о необходимости упразднения частной собственности как необходимой предпосылки освобождения человека от эгоистических интересов, деструктивных наклонностей и дурных помыслов, связанных с накоплением материального богатства. В противоположность такому пониманию освобождения человека из-под власти чуждых ему внешних сил и внутренних агрессивных влечений, Фрейд считал, что уничтожение частной собственности не сделает людей более добрыми, отзывчивыми, бескорыстными. Затрагивая данную проблематику в работе «Неудовлетворенность культурой» (1930), он указывал на ошибочную, по его мнению, позицию коммунистов, идеализирующих природу человека, испорченную будто бы институтом частной собственности. Не желая, чтобы его заподозрили в какой-либо предвзятости, основатель психоанализа специально оговаривал, что в юности сам испытывал материальные лишения, сталкивался с надменностью власть имущих и, следовательно, вполне понимает тех, кто борется за справедливость и выступает против имущественного неравенства. Однако, подчеркивал он, когда борьба за справедливость основывается на тезисе, согласно которому все люди от природы равны, это является не чем иным, как идеализацией человеческого существа. Сама природа установила определенные различия между людьми, связанные с их физическими данными, умственными способностями и духовными талантами. Поэтому представление о равенстве всех людей, из которого исходят теоретики-марксисты и практики-революционеры, стремящиеся к ликвидации частной собственности в России, оказывается, по выражению Фрейда, «безмерной иллюзией».
Фактически речь идет о разном понимании человека в психоанализе и марксизме. С точки зрения Фрейда, человеческое существо от природы наделено как созидательными, так и разрушительными наклонностями, как влечениями к жизни (Эрос), так и влечениями к смерти (Танатас). Необходима кропотливая работа по осознанию этих влечений с целью овладения ими и развертывания конструктивной деятельности в природном и социальном мире. В представлении марксистов, человек от природы добр, а его агрессивные наклонности вызваны к жизни социально-экономическими условиями бытия, ориентированными на институт частной собственности. С радикальной ломкой этих условий, с отменой частной собственности возможно такое изменение человеческой природы, которое обеспечит позитивное отношение людей к труду, бесконфликтную совместную жизнь в обществе, равенство между ними и счастье каждого индивида при общем материальном благосостоянии.
Не разделяя взгляды коммунистов и считая их не менее спорными и бездоказательными, чем ранее
Перед теми, кто осуществлял кровавую политику в послереволюционной России, такой вопрос не стоял. Сперва они разделались с власть имущими, потом обрушились на хозяев земли, затем стали отыскивать и уничтожать «врагов народа» среди своих бывших соратников по революционной борьбе и наконец подмяли под себя весь народ, держа его в постоянном страхе.
Революция обернулась массовым террором, проводимым под лозунгом «Кто не с нами, тот против нас». Классовое сознание затмило собой самосознание, объединив палачей и жертв в единую систему, провозглашенную социалистической, но являющуюся тиранической по форме и рабовладельческой по содержанию. Ранее провозглашенные лозунги свободы, равенства и братства стали неотъемлемой частью официальной идеологии, хотя их претворение в жизнь обернулось своей противоположностью. Вместо свободы появилось новое рабство, воплощенное в ГУЛАГе, паспортном режиме, в политической однопартийной системе и «единомыслии». Вместо равенства – расслоение на тех, кто создает материальные ценности жизни, и тех, кто распределяет их, находясь у кормила власти и пользуясь негласно утвержденными привилегиями. Вместо братства – клановость по партийной принадлежности. И все это осуществлялось под знаком создания «нового человека», во имя которого было пролито столько невинной крови.
Поставив перед собой риторический вопрос, Фрейд не стал отвечать на него. Перед ним была иная цель: он предложил другим задуматься над будущим развитием России, осмыслить складывающуюся ситуацию, исходя из психоаналитического учения о человеке и культуре. Единственное, пожалуй, что он не учел, так это судьбу самих советов в России, которые со временем утратили ранее провозглашенную власть и превратились в институт, целиком и полностью подчиненный тирании партийного аппарата, воплощавшего в жизнь волю «вождя народов», безраздельно правившего страной на протяжении более трех десятилетий, и пришедших ему на смену лидеров, осуществлявших государственное руководство от имени властвующей партийной элиты.
Но развенчание Фрейдом иллюзии относительно отмены частной собственности как предпосылки освобождения человека из-под гнета чуждых ему внешних сил и внутренних агрессивных влечений, оказалось провидчески верным. В самом деле, с ликвидацией частной собственности в послереволюционной России средства производства были провозглашены народным достоянием. Однако, перестав быть частной, собственность была огосударствлена, так, по существу, и не став общенародной. В результате трудящиеся оказались отчужденными и от средств производства, и от распределения продуктов труда, и от реальной власти на своих предприятиях, земельных угодьях и в иных сферах приложения своих физических и интеллектуальных сил, способностей, возможностей. В психологическом плане ликвидация частной собственности привела к утрате людьми чувства хозяина земли и своей страны. Что касается устранения агрессивных наклонностей человека, то события последних лет, связанные с обострением национальных конфликтов, разжиганием ненависти друг к другу, вооруженными столкновениями в различных регионах страны и криминализацией общества, убедительно продемонстрировали, что частная собственность здесь не при чем. Проявление агрессивности людей скорее обусловлено их бездуховностью, нравственной деградацией, отрешенностью от общечеловеческих ценностей культуры. В этом смысле прав был, видимо, Достоевский, высказавший мысль о том, что человек изменится не от внешних причин и тем более не от насильственной ломки экономического быта, а от нравственной перемены, совершаемой внутри его самого.
Все соображения Фрейда о гигантском эксперименте в обширной стране между Европой и Азией, изложенные им в таких работах, как «Будущее одной иллюзии» (1927), «Неудовлетворенность культурой» (1930), третий цикл лекций по введению в психоанализ (1932), могут быть оценены по достоинству сегодня, когда переосмысление исторического опыта развития России становится важной вехой на пути понимания ее дальнейшей судьбы и поиска новых ориентиров ее социально-экономического и культурного обустройства. Однако наиболее существенным среди них представляется соображение, высказанное им по поводу «запрета на мышление», курса, получившего статус официальной идеологической политики в стране, стремившейся к претворению в жизнь ценностей и идеалов, лежащих в основе марксистского мировоззрения. «В своем осуществлении в русском большевизме теоретический марксизм нашел энергию, законченность и исключительность мировоззрения, но одновременно и зловещее подобие тому, против чего он борется. Будучи первоначально сам частью науки, опираясь в своем осуществлении на науку и технику, он создал, однако, запрет на мышление, который так же неумолим, как в свое время в религии. Критические исследования марксистской теории запрещены, сомнения в ее правильности караются так же, как когда-то еретичество каралось католической церковью. Произведения Маркса как источник откровения заняли место Библии и Корана, хотя они не менее свободны от противоречий и темных мест, чем эти более древние священные книги» (Фрейд 1989а, с. 414).