Психоаналитическая традиция и современность

Лейбин Валерий Моисеевич

Запрет на отцеубийство и инцест совпал с вытесненными желаниями эдипова комплекса. Оба преступления стали рассматриваться как такие злодеяния, недопустимость которых составила предмет особой заботы в примитивном обществе. «Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении, религия – на сознании вины и раскаянии, нравственность – отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раскаянии, требуемом сознанием вины» (Фрейд, 1998, с. 512).

В понимании Фрейда отголоски древних преступлений, связанных с отцеубийством и инцестом, находят свой отклик в психике современного человека. В процессе своего психосексуального развития ребенок фактически повторяет историю развития человеческого рода. Отцеубийство и инцест были

в древности физической реальностью. В современном мире, не будучи физически действенными, они тем не менее вошли в плоть психической реальности. Как и древний человек, ребенок испытывает амбивалентные чувства к своим родителям, в рамках которых на фаллической стадии развития возникает эдипов комплекс. Этот комплекс как бы вновь воспроизводит в психике ребенка то, что некогда было реальным событием. И если реальные события далекого прошлого привели к возникновению нравственности и социальности в человеческом обществе, то точно так же развитие и изживание эдипова комплекса в рамках психической реальности, отражающей известную долю исторической действительности, осуществляется таким образом, что ребенок начинает вбирать в свой внутренний мир нравственные и социальные ценности, приобщение к которым способствует превращению ребенка во взрослого человека.

Что касается возможности реализации сексуальных, эротических и агрессивных, деструктивных влечений, связанных с эдиповым комплексом, то она может находить свое воплощение в сновидениях. Не случайно в сновидениях нередко содержатся разнообразные сцены, сюжеты и образы инцестуозного характера, сопряженные с убийством и смертью родителей, родственников, близких людей.

В этом отношении весьма показательна одна из сцен драмы Софокла «Царь Эдип», в которой Иокаста пыталась успокоить Эдипа, испытывавшего беспокойство по поводу начатого им расследования убийства Лая. Как бы оберегая его от возможного прозрения, связанного с отцеубийством и инцестом, она говорила Эдипу:

«Чего бояться смертным? Мы во властиУ случая, предвиденья мы чужды.Жить следует беспечно – кто как может…И с матерью супружества не бойся:Во сне нередко видят люди, будтоСпят с матерью; но эти сны – пустое,Потом опять живется беззаботно».(Софокл, 1970, c. 157)

Обращая внимание на эту сцену из трагедии Софокла «Царь Эдип», Фрейд полагал, что упоминание об инцестуозном сновидении не было случайным. Подобного рода сны имеют глубокий смысл: «Мы не считаем сновидения маловажными. И меньше всего типичные сновидения, такие, которые снятся многим людям, и не сомневаемся, что упомянутое Иокастой сновидение тесно связано со странным и страшным содержанием сказания» (Фрейд, 1995, с. 210–211).

Как показало проведенное исследование студентов, сновидения инцестуозного характера свойственны не только невротикам, но и нормальным людям. К этому я еще вернусь. Пока же отмечу следующее.

Признание или отрицание эдипова комплекса – своего рода лакмусовая бумажка, позволяющая проводить различие между сторонниками и противниками психоанализа. Другое дело, что фрейдовская трактовка эдипова комплекса разделялась далеко не всеми психоаналитиками. Многие из них пересмотрели идеи Фрейда о природе эдипова комплекса.

Одни психоаналитики внесли уточнения в понимание содержания этого комплекса. Другие переосмыслили временные рамки его развития и разрушения. Третьи подвергли сомнению исторические параллели Фрейда, согласно которым лежащее в основе комплекса отцеубийство было реальным событием, имевшим место в первобытной орде и свидетельствовавшим об универсальности этого комплекса во всех культурах.

Так, А. Адлер исходил из того, что представление, согласно которому мать является единственным сексуальным

объектом для ребенка, удовлетворяющего свои сексуальные желания в борьбе с отцом, это – фиктивная идея. Рассмотрение эдипова комплекса позволяет, как он считал, говорить о том, что данный комплекс выдает уродливое, часто выраженное в асексуальной форме стремление ребенка к превосходству над отцом и матерью.

В отличие от Фрейда, К. Г. Юнг по-иному взглянул на победу Эдипа над Сфинкс, полагая, что Сфинкс, представляющая собой двойственность образа матери (привлекающая, достойная любви верхняя часть с головой человека и страшная, звериная нижняя часть, вызывающая ужас) является олицетворением страха перед матерью. Согласно легенде, Сфинкс – дочь Ехидны, появившаяся на свет в результате кровосмесительной связи матери со своим сыном (собакой Орт). Сфинкс – кровосмесительно отщепленная часть либидо из отношения к матери. Опираясь на данную легенду, К. Г. Юнг пришел к точке зрения, согласно которой в первооснове кровосмесительных связей заложено не влечение к половому акту, а стремление стать снова ребенком, очутиться в материнском лоне.

В понимании В. Райха эдипов комплекс возникает в условиях патриархальной семьи. Опираясь на исследование английского антрополога Б. Малиновского, показавшего, что структура семейных отношений в некоторых примитивных обществах имеет иной характер, чем рассмотренная Фрейдом схема амбивалентных влечений ребенка к матери и отцу, он подверг сомнению тезис об универсальности эдипова комплекса. В. Райх считал, что форма эдипова комплекса изменяется вместе с общественным строем и в будущем в условиях коллективного воспитания речь не будет идти об этом комплексе.

С точки зрения Э. Фромма, основатель психоанализа неверно интерпретировал миф об Эдипе. Фрейд опирался на трагедию Софокла «Царь Эдип», в то время как необходимо принимать во внимание всю трилогию Софокла, включая такие его части как «Эдип в Колоне» и «Антигона». С учетом трилогии Софокла миф об Эдипе можно рассматривать, по мнению Э. Фромма, не как символ инцестуозной любви между матерью и сыном, а как символ протеста сына, восставшего против власти отца в патриархальной семье. Главное в этом мифе не сексуальная подоплека, а отношение к власти, что составляет основу межличностных отношений.

Однако подобная критика взглядов Фрейда на эдипов комплекс вовсе не означала, что в рамках психоаналитического движения возникло неприятие основной идеи, составлявшей остов классического психоанализа. Речь шла не об устранении идеи эдипова комплекса, а о ее различной интерпретации. Не случайно, К. Г. Юнг отмечал, что, современный человек просто не понимает, что бессознательно предается кровосмешению, но только в других областях, например, в религиозных символах. В. Райх подчеркивал, что, хотя эдипов комплекс ограничивается формой общественных отношений, истина одного из основных положений психоанализа вовсе не отменяется.

Признать за эдиповым комплексом некую реальность значит поставить под сомнение свою собственную порядочность, поскольку отцеубийство и инцест воспринимаются цивилизованным человеком в качестве тягчайшего греха. Сама мысль о возможном отцеубийстве и инцесте выглядит кощунственной. Правда, в реальной жизни случается всякое. Действительность преподносит подчас неожиданные сюрпризы, когда вопреки воспитанию и культуре наблюдаются случаи и отцеубийства, и инцеста. Но такие случаи можно было бы отнести к разряду патологических, выходящих за рамки нормальных отношений между людьми. И тогда следовало бы говорить о том, что фрейдовское понимание эдипова комплекса соотносится исключительно с клиническим материалом и вряд ли имеет какое-либо отношение к нормальным людям. Чаще всего именно так и рассматривают представления Фрейда об эдипове комплексе, полагая, что, если и есть какой-либо резон в подобного рода концепции, то она имеет чисто символическое значение. Словом, эдипов комплекс – это не более чем символическая форма изображения детско-родительских отношений.