Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
К числу таких представлений принадлежит, например, утвердившаяся в постструктуралистском литературоведении после известных пионерских работ Ю. Кристевой [663] модель текста-диады — текста, не прочитываемого без претекста и в силу этого соответствующего самоощущению симбиотического ребенка, чья генеративность имитирует производящее пищу материнское тело [664] . Теория рецепции (В. Изер, М. Риффатерр и др.) подменяет автора литературного сочинения читателем-автором, пересоздающим текст, — симбиотическим сотворцом:
663
Julia Kristeva, Semeiotik'e. Recherches pour une s'emanalyse,Paris 1969, 143 ff.
664
Ср. наблюдение Ф. Ф. Ингольда, отметившего распространение в постмодернистской текстпрактике сотворчества двух авторов (например, Делеза/Гаттари), т. е. своего
…das Lesen wird erst dort zum Vergn"ugen, wo unsere Produktivit"at ins Spiel kommt… [665]
Постмодернист опасается более всего, как свидетельствуют экологические движения нашего времени, истощения окружающей его среды — утраты конституирующего его в качестве антропологической величины симбиоза (для человека — абсолютного) с природой. В социальном плане постмодернист-симбиотик плюралистичен. Общество для него не центрировано (ведь он и мать двуедины): оно слагается из групп, каждая из которых ведет свою «языковую игру» [666] , — оно не столько иерархизировано, сколько «гибридно» [667] .
665
Wolfgang Iser, Der Lesevorgang. — In: Rainer Warning, Hrsg., Rezeptions"asthetik.Theorie und Praxis, M"unchen 1975, 254.
666
J.-F. Lyotard, op. cit., passim.
667
«Hybridisation» — один из основных терминов, которыми оперирует И. Хассан, описывая постмодернизм: Ihab Hassan, Making Sense: The Trials of Postmodern Discourse. — New Literary History,1987, Vol. 18, 445–446.
Понятие разносоставности единого стало ведущим в большинстве определений, посредством которых постмодернизм стирается объяснить те или иные стороны своей творческой активности. Так, Б. Мак-Хейл считает, что нынешний роман моделирует множественную реальность:
…postmodernist fiction does hold the mirror up to reality; but that reality, now more than ever before, is plural. [668]
Самосознание «наших плюралистов» (как сказал бы Солженицын) симбиотично по содержанию (ибо оно подчеркивает внутреннюю разнокачественность всяческих целостностей) и вместе с тем являет собой — по функции — «психическую защиту» (как сказал бы Фрейд), потому что определение некоего предмета как многоликого есть отказ от определения, предотвращающий заканчиваемость постмодернистской авторефлексии.
668
Brian McHale, Postmodernist Fiction,New York, London 1987,39; ср. о «фундаментальной противоречивости» постмодернистского повествовательного искусства: Linda Hutcheon, A Poetics of Postmodernism:History, Theory, Fiction, New York 1988, 4; ср. еще о том же: Jim Collins, Uncommon Cultures.Popular Culture and Post-Modernism, New York, London 1989, 60 ff.
Земной рай (= образ симбиоза для большинства несимбиотических субъектов, которые идеализируют начало того, чем они располагают, — отправной пункт их субъектности) выступает для постмодерниста тем местом, откуда он видит мир, а не тем, куда он стремится попасть из мира (как Адам-садоавангардист). Постмодернист мыслит как Адам, но не об Адаме; он не замечает того, что ведет свою речь из Эдема; он не различает посюсторонность и потусторонность. Ж. Бодрийяр («Роковые стратегии» [669] ) наблюдает вокруг себя, в нашей современности, лишь «соблазняющие объекты» (подобные Еве), всеисчерпывающую «прозрачность» (подобную райской еще-не-прикрытости тела), всевластную трансгрессию — культурообразующий «принцип зла» (которому приобщился Адам). В другой своей работе («Символический обмен и смерть» [670] ) Ж. Бодрийяр сетует на то, что культура не установила эквивалентности между жизнью и смертью (изгнанный из рая Адам становится смертным).
669
Jean Baudrillard, Les Strat'egies fatales,Paris 1983, passim.
670
Jean Baudrillard, L’ 'echange symbolique et la mort,Paris 1978, passim.
Постмодернист-симбиотик, воспроизводящий материнскую самоотдачу, не дорожит своим местом в мире, — по меньшей мере думает, что способен расстаться с тем положением, которое он занял. Как пишет Бродский:
However modest the place you happen to occupy, if it has the slightest mark of decency, you can be sure that someday somebody will walk in and claim it for himself or, what is worse, suggest that you share it. Then you either have to fight for that place or leave it. I happened to prefer the latter. Not at all because I couldn’t fight, but rather out of sheer disgust with myself: managing to pick something that attracts others denotes a certain vulgarity in your choice. It doesn’t matter at all that you came across the place first. It is even worse to get somewhere first, for those who follow will always have a stronger appetite than your partially satisfied one. [671]
671
Joseph Brodsky, Less Than One. Selected Essays? New York 1986, 13.
1.3.«Итак» — единственно возможное слово, которое подходит к началу этого абзаца.
Итак, культура в своей обращенной (в сравнении с личностной) психодинамике пришла в постмодернизме к своему онтогенетическому началу, т. е. к филогенетическому концу. Борьба характеров, стремящихся победить один другого и тем самым историзирующих культуру, влечет за собой их общее поражение — смерть психоистории. История есть замена борьбы биологических видов за выживание борьбой психо-логик, у которых нет биологического императива, подчиняющего индивида власти вида. Другими словами, человек в своих психотипических манифестациях не стремится сохранить себя как человека. Что именно произойдет по ту сторону психоистории, неизвестно, принципиально невообразимо, ибо воображение = психичность = историчность.
Может быть, все же культура выживет как бесхарактерная, общая всем психотипам, более не историзируемая психичность? Мы попробуем ответить на этот вопрос в «Заключении» (и наш ответ, скажем уже сейчас, будет отрицательным).
Может быть, психоистория, достигнув в настоящий момент своего онтогенетически исходного пункта, найдет в дальнейшем какие-то дополнительные, еще не введенные ею в оборот, средства для того, чтобы продолжиться? Нет, весь ее инструментарий уже был использован. Изменив онтогенез с помощью конверсирования, она, в принципе, могла бы добавить сюда отрицание (и только его!) каждой из конверсированных фаз нашей личной истории, т. е. инверсировать их. Но поскольку переход из одной фазы психического становления в другую отрицает предшествующую данной стадию, постольку отрицание всех этих отрицаний лишило бы человека и психичности и историчности.
Растратившей свое достояние психоистории остается лишь одно — самопознание.
2.1.1.Темпоральное мышление авангарда, отвергшего, как мы старались показать, всякую трансцендентность, не признавало за прошлым и будущим (за трансцендентными относительно настоящего областями времени) их собственного значения [672] . Раз вся история сосредоточивалась hie et nunc, то прошлое переживалось авангардом как то, что как бы не было историей, а грядущее моделировалось, соответственно, как то, что не будет историей.
672
Авангард производит, по удачному выражению Я. ван дер Энга, «the reduction and disruption of the syntagmatic line and of the sequence of events» (Jan van der Eng, The Imagery of the Avant-Garde: Zamyatin’s The Cave. — Avant Garde,1987, № 0, 111).
Преодолевая авангард, делая его фактом истории («историческим авангардом»), постмодернизм с неизбежностью мыслит и то, что не было историей, и то, что не будет таковой, уже бывшим [673] .
2.1.2.У симбиотика с его авторефлексированием нет иного положения в мире, кроме метапозиции. Симбиотический характер, следовательно, отчужден от себя как от делателя истории в данный момент и в данном месте. Одним из первых это веяние постмодернистской эпохи сформулировал М. Фуко в «Словах и вещах». Для М. Фуко у нашего времени нет субъекта, нет автора, поскольку автор, как теперь выясняется, — всего лишь функция того или иного дискурса:
673
Ср. близкое нашему размежевание авангардистского и постмодернистского подходов к историческому времени: «….the postmodern is not as negating (of the past) or as Utopic (about the future) as is, at least, the historical or modernist avant-garde» (Linda Hutcheon, A Poetics of Postmodernism…,47).
L’homme s’'etant constitu'e quand le langage 'etait vou'e `a la dispersion, ne va-t-il pas ^etre dispers'e quand le langage se rassemle? [674]
П. Слотердайк критикует историю (философии) за цинизм и выдвигает в качестве альтернативы цинизму полную пассивность, невовлеченность в историю мыслящей личности:
Nur durch das bewusste Passiv- und Geiassenwerden der einzelnen dringt das Allgemeine gegen"uber dem Besonderen, das Objektive gegen"uber dem Subjcktiven, die Erfahrung gegen"uber blosser Vorstellung durch. [675]
674
Michel Foucault, Les mots et les choses.Une arch'eologie des sciences humaines, Paris 1966, 397.
675
Peter Sloterdijk, Kritik der zynischen Vernunft.Zweiter Band, Frankfurt am Main 1983, 945.