Психоисторический кризис

Кингсбери Дональд

У Скоджила возникло сильное ощущение, что все это сочинил какой-нибудь нищий терранец, чтобы подзаработать.

— Так значит, история для тебя — не просто случайное увлечение?

— Когда-нибудь я стану настоящим историком — в мантии и с бородой!

— Ты изучаешь греков? Насколько я знаю, Грецию от Египта отделяет океан.

— Конечно! Сейчас мы в Дельфах. Они были священным местом и для египтян, потому что находились ровно в трех седьмых пути от экватора к Северному полюсу. А самый главный храм их Второй империи, в Фивах, был на расстоянии двух седьмых, и тоже построен вокруг такого вот омфалоса. Когда греки были еще совсем дикарями, египетская экспедиция построила в Дельфах астрономическую обсерваторию на горе, вероятно,

чтобы определить, как меняется при движении к северу длина градуса широты, в то время как для их неграмотных суеверных рабочих все, что делали пришельцы, было лишь магическим ритуалом. Это, конечно, все домыслы, но у более поздних греков на самом деле была легенда о том, как Аполлон выгнал Пифона, чтобы установить свою власть в Дельфах. Это не что иное, как пересказ египетского мифа о боге солнца Ра, который после заката всю ночь бьется со змеем Апепи и на рассвете воскресает. Вот!

Отария гордо улыбнулась.

Хиранимус лишь снисходительно усмехнулся в ответ.

— Вижу, ты мне не веришь. Но посмотри. — Она показала на круглое устройство с тридцатью шестью спицами. — Это магическое колесо, которое применяется в Дельфах, всего лишь наивная варварская имитация египетского угломера. Греки видели, как египтяне пользуются им и читают странные символы, поэтому тоже начертили на своем приборе символы и использовали его как колесо рулетки, чтобы генерировать случайные последовательности букв, которые жрецы Аполлона затем толковали, выдавая за божественные откровения.

— Все символы условны, но об этом часто забывают, — примирительно заметил Хиранимус.

— Задай вопрос! — громко потребовала Отария.

— Кто спрашивает? — произнес нараспев пробудившийся Аполлон.

— Ог! — Отария указала на Скоджила.

— Спрашивай, Ог! — разрешил Аполлон.

Скоджил решил пошутить.

— Как тайному ученику Яйца сравняться с мастерами золотого эллипсоида?

К его удивлению, в ответ на вопрос колесо со спицами начало вращаться, и шарики с начертанными на них греческими буквами и непонятными символами один за другим посыпались в отверстие. Очевидно, где-то там внутри оракул составлял из этого случайного набора что-то грамматически осмысленное.

— Теперь слушай! — сказала Отария.

Аполлон начал читать нараспев.

— Ученик мастера Яйца навлечет на Ога роковую судьбу поведать о тайной печали золотого эллипсоида.

— Старина Аполлон выдает себя за бога мудрости Тота, — прокомментировал Хиранимус. — Высшим математическим достижением греков была мистическая теорема, утверждавшая, что один равен трем. На таких вещах зиждется все здание астрологии.

— Ты поосторожнее! — заметила Отария. — Здесь все вокруг верят в тайную древнюю мудрость. Они молятся на этих греков.

— Мы все привязаны к нашим терранским корням, и тут ничего не меняется, хотя Терра давно уже стала пустыней и превратилась в крысиную дыру вселенной. Я кое-что знаю об этом. От реальной терранской истории мало что осталось, одни обрывки, и то лишь благодаря библиотекам старых звездных кораблей. Терранцы сами позаботились о том, чтобы уничтожить все свое наследие. Они плодились в сто раз быстрее, чем могли отправлять лишнее население к звездам, а оставшиеся одичали и начали убивать друг друга.

Хиранимус грустно посмотрел на Отарию.

— Все, хватит, теперь только мычи, — приказала Отария, вводя своего всезнайку Ога в небольшую аудиторию, где уже собирались ученики.

У некоторых из них были даже собственные Яйца Короны. В углу за столиком покупали Яйца еще трое юных аспирантов. Or удовлетворенно улыбнулся: подрывная деятельность шла полным ходом. Будущие менторы разбились на маленькие группки, отрабатывая новые методы математической манипуляции. Принцесса-шаман, она же люминант, читала лекцию по астрологии, используя Яйцо в демонстрационном режиме. Ей восторженно аплодировали — лекция была

блестящая. Но потом настал черед более рутинной работы: каждый должен был составить свой гороскоп.

Скоджил никогда не слышал столько несусветной чуши, облеченной в витиеватые выражения. Все идет отлично. Даже если один аспирант из сотни когда-нибудь доберется до седьмого уровня, который еще предстояло запрограммировать и наладить, то этого будет достаточно, чтобы свергнуть власть психократов, — все уже просчитано. А Братство, основываясь на уравнениях Основателя, скорее всего недооценит значение культа астрологии, если, конечно, в их рядах не заведется какой-нибудь математический гений, что крайне маловероятно. Их собственная секретность тому порука.

Принцесса Мудрости разрешила ему тоже попробовать, и Скоджил на удивление хорошо справился с уровнем ментора. Тринадцатилетняя Вселяющая Ужас с моря Молчания одобрительно подмигнула.

Хорошо мычите, мистер Ог!

XXXI

ПРОЩАЙ, АЗИНИЯ!

ГОД 14798-й

Благодарность не только величайшая из добродетелей, она источник их всех.

Цицерон с древней Терры

Учебная программа в Азинии сама по себе никогда не была слишком напряженной, но любопытство Эрона заставляло его трудиться без отдыха месяц за месяцем. Сегодня он, едва успев выклянчить у своего Поэтизатора очередную поэму для Рейнстоуна, тут же принялся решать трудную задачу по теории устойчивости. Однако вечернюю встречу с Рейнстоуном никак нельзя было отложить, поэтому пришлось отказаться от обеда и посвятить время отделке все той же поэмы. Поэтизатор отлично умел находить слова, но не слишком заботился о смысле, и его постоянно приходилось редактировать. Поэтам всегда нужны редакторы! Рейнстоун должен думать, что стихи пишет сам Эрон, иначе его хватит удар — он ненавидел машины, даже пам, без которого не мог обойтись. Что касается Поэтизатора, это был в некотором роде психоисторический эксперимент. Программа могла держать в памяти заданные поэтические традиции, а также условности и философские концепции той или иной эпохи, и писать стихи в соответствующем стиле. Эрон считал попытку удачной, если Рейнстоун не замечал разницы.

Но в этот вечер старик Рейнстоун был так взволнован, что даже не стал читать поэму, а если Рейнстоун не читал стихов, это означало, что случилось что-то из ряда вон выходящее!

— Тебя заметили! Клянусь мечом Драмала, что не скажу им, как ты любишь разыгрывать уважаемых профессоров!

— Я не…

— Брось! Давай поговорим о важных вещах. Тобой интересуются сильные мира сего!

Эрон Оуза уже почти не помнил о дружеском послании Ригона, которое получил несколько месяцев назад. Имя Хаукума Кона ничего ему не говорило, но, увидев, какой эффект оно произвело на Рейнстоуна, а вскоре и на других профессоров, он невольно призадумался. Ничто так не греет сердце учителя, как признание его ученика гением. Даже Кувалда забыл о своей антипатии к психоисторикам и рассыпался в радостных поздравлениях.

Но, как оказалось, ученый Второго ранга Кон звал Эрона не на Светлый Разум. Он руководил проектом ни больше ни меньше, как на старой Терре!

От Дальнего Мира до Солнца восемьдесят тысяч лиг, если лететь через крупные центры вроде Лакгана и Купи Саи, и всего на шесть тысяч лиг дальше, если свернуть на окольную дорогу, проходящую через Агандер. Эрон выбрал длинный путь, решив провести пятьдесят вахт с родителями, поскольку его спонсоры не возражали ни против дополнительных расходов, ни против лишней задержки. Более того, сам Кон приветствовал визит в Ульмат и попросил Эрона добыть для него кое-какую информацию о дредноуте «Хорезкор». Он также прислал деньги на закупку дорогого фотографического оборудования и рекомендательное письмо к директору мемориального военного музея императора Дайджина Смелого…