Психоисторический кризис
Шрифт:
— Можно, я задам вопрос?
Это была хитрость, на самом деле ему хотелось узнать, как пользоваться доской: она никак не хотела реагировать на устные команды, хотя пульта управления нигде не было видно. Может, она неисправна?
— Объясни мне одну вещь, — попросил он с жалобным видом. — Зачем вообще нам эта третичная алгебра?
Студент даже застонал от невероятной тупости новичка, но чтобы отвлечь его от девицы, начал писать что-то на доске, которая оказалась такой примитивной, что даже не исправляла его ужасный почерк. Эрон зорко следил за тем, как доска наполнялась формулами, и ждал момента, когда придет время стирать
— Ну что, понял? — спросил ревнивец.
Он подождал, пока Эрон скачает в пам написанное, и… начал стирать формулы ладонью левой руки! Эрон уже во второй раз видел такое, и до него внезапно дошло, что доска вовсе не была неисправна. Это была просто доска!
Все было бесполезно. Он отчаялся навести хоть какой-то порядок в этом примитивном балагане и отправился назад, в свою нору. Но напоследок прошептал на ухо задумчивой девице еще один вопрос, персональный — предварительно убедившись, что сын ботаника все еще стоит к ним спиной и пытается разобрать собственные каракули.
Дальний Мир довольно медленно поворачивается вокруг своей оси, и всю долгую ночь Эрон провел в своей комнате возле старой пластиковой лампы в виде верблюда, которую нашел в куче мусора во время прогулки. Он слышал, что верблюды считаются млекопитающими, а значит, в родстве с человеком. Марра отказывалась в это верить, ссылаясь на то, что у верблюдов нет рук и они не могут лазать по деревьям. Она утверждала, что они не могли появиться на Терре и скорее всего это просто уродцы, выведенные искусственно, а может быть, даже мифические животные. Но Эрон спорил с ней: ему казалось, что высокомерное выражение на морде верблюда очень напоминает человеческое.
— Это просто антропоморфизм, — поджала губы Марра.
Так или иначе, светящийся круглый живот верблюда смотрелся очень уютно. Свет был не настолько ярким, чтобы читать, но Эрон все равно больше читал с экрана. После обеда он засел за учебник по кейновским алгебрам — судя по библиотечному файлу, им не пользовались лет двадцать, что, возможно, было следствием качества учебника, а может, малой популярности самого предмета. Однако он неожиданно увлекся и даже подумал, что такие мощные методы можно было бы изложить и поинтереснее. Перед завтраком Эрон немного вздремнул — нельзя же, в самом деле, совсем обходиться без сна! Ну почему биоинженеры не догадаются сделать что-нибудь со сном, ведь это такая трата времени! За семьдесят тысяч лет вполне можно было что-нибудь придумать. Хотя, конечно, если человек произошел от верблюда, то большая часть времени могла уйти на более серьезные трансформации…
К завтраку вышел один только Жак. Эрон взахлеб рассказывал ему о чудесных свойствах кейновских алгебр. Ожидая своих булочек с ветчиной и яичных желтков в черном соусе, Жак внимательно слушал. Он налил себе стакан безалкогольного армазина и, подумав, сказал:
— Тебе стоило бы немного заняться и практической математикой.
— Понятно, — фыркнул Эрон, — ты хочешь сказать, физикой! А для чего мне физика? Меня интересуют люди, общество!
Он намазал тосты маслом, густо посыпал корицей и принялся за еду.
— Изучая физику, ты познаешь самого себя. Сейчас ты просто ходячая волновая функция с глупой улыбкой. Твой пам — квантовый компьютер. Твой пенис — еще одна волновая функция, расширяющаяся. А твое сознание просто крошечная квантовая ищейка, которая бродит по твоему мозгу и даже не знает толком, что
— Я хочу решать задачи, которые никто до меня не решал!
Жак расхохотался, брызгая во все стороны соусом.
— Пошли со мной сегодня на проблемный семинар! Там будет наш главный фокусник — профессор Кувалда…
— Как?
— Его настоящее имя никто не может произнести. Интересный тип! Обычно он добрый и дает нам задачки, которые в принципе можно решить, особенно если потрясти знакомых со старших курсов, но в эту вахту он собирается прочитать лекцию о легендарной задаче, которая возникла еще в Междуцарствие! Он сказал, что хочет показать нам, как обращаться с неразрешимыми проблемами. Кувалда сам бьется над этим уже тридцать лет — не все время, конечно, а так, когда бывает настроение. Он не такой одержимый псих, как твои математики…
Задача, которую еще никто не решил? У Эрона загорелись глаза. После того как человечество восемьдесят тысяч лет жонглировало цифрами, таких задач почти не осталось. Пожалуй, стоит сходить с Жаком на эту лекцию…
Семинар был меньше, чем математический клуб, но порядку здесь было куда больше — никаких пакетов с бутербродами. По крайней мере в профессора никто булочками не кидал. Когда Эрон вошел, Кувалда сидел, развалившись в кресле, и развлекал аудиторию байками о своих путешествиях под парусом. Потом он вспомнил о легендарном ученом с Дальнего, физике Малькове, который также любил яхты и частенько проводил время на своем одномачтовом шлюпе, придумывая и решая трудные задачки. Та, о которой должна была пойти речь, была опубликована двадцать пять столетий назад в Азинийской энциклопедии в разделе нерешенных проблем физики. Никто не знал, была ли это собственная задача Малькова, или он взял ее из какого-то источника, ныне давно затерявшегося в хаосе Темных Веков.
Наконец Кувалда поднял якорь и перешел к сути проблемы, хотя и тут с трудом выдерживал курс и шел зигзагами, постоянно прибегая к аналогиям вместо корректных математических определений. Это раздражало Эрона. Чего еще ждать от физиков! Если они говорят всего-навсего о пространственно-временном распределении вероятности, то обязательно приплетут какие-нибудь волны в тазике с водой или летящие пули! Правда, аналогии Кувалды были красочными, понятными и часто неожиданными, но тем не менее, как и всякие аналогии, содержали уйму подводных камней. Аналогии никогда не бывают совершенными.
Эрон позволил мыслям уйти в сторону — он вспомнил эпизод из терранского эпоса, который подарил ему Рейнстоун. Стоящее место эта Терра, если там водятся крылатые женщины с тремя когтистыми пальцами на ногах и покрытые перьями! Ему пришло в голову, что пытаться основать рассуждения на аналогиях так же опасно, как плыть мимо острова сирен, наслаждаясь их пением. Он улыбнулся: это была тоже аналогия — об аналогиях! Его фантазия разыгралась, пам начал генерировать образы: перед глазами возник океан, покрытый предрассветным туманом, и отдаленный скалистый берег с едва заметными силуэтами сирен. Эрон чувствовал, как впиваются в руки веревки, которыми его привязали к мачте. Он вырывался изо всех сил, одновременно прислушиваясь к чудесным голосам, что плыли над морем, заглушая ветер и плеск весел матросов, которые, не слыша дивных звуков, занимались своей работой. Разве может какая-то физика соперничать с поэзией сирен?