Психология день за днем. События и уроки
Шрифт:
В один из дней было разрешено свидание заключенных с родными и друзьями. Навестить близких в «тюрьму» пришло несколько человек, в том числе и родители одного из заключенных. Они были крайне удручены положением своего сына, однако не решились высказать свои чувства Зимбардо. Мать лишь робко заметила: Он у нас хороший мальчик. А к такому обращению не привык. Вы бы с ним помягче… Отец прервал ее: Пойдем, дорогая. Тут ничего не изменишь. Мы и так уже потратили много времени.
Наблюдая близкого человека попавшим в жестокие руки кого-то властного и безжалостного, люди враз позабыли об игровой стороне опыта и приняли на себя роль униженных родственников-просителей, робеющих перед властью.
В ходе опыта в «тюрьме» побывало свыше полусотни людей,
Какие выводы подсказывает данный эксперимент? Дискуссии об этом не стихают уже много лет. Ясно одно – свою тюрьму едва ли не каждый из нас носит с собою и внутренне готов сыграть в ней роль безжалостного стража или жалкого узника. Какая роль выступит на первый план – зависит от сложившихся жизненных условий. Или все-таки от самого человека?
Два взгляда на мотивации
Еще в первой половине ХХ века сложились два основных подхода в трактовке побудительных мотивов человеческого поведения. Представители глубинной психологии, прежде всего фрейдистской ориентации, во главу угла ставили безотчетные побуждения инстинктивной природы, постоянно конфликтующие с жесткими социальными нормами. Их оппоненты – бихевиористы – настаивали на том, что побудителем любого акта является внешний стимул, с необходимостью требующий адекватной реакции.
Ожесточенный спор двух ведущих сил мировой психологии, сохраняя непримиримость их позиций, к середине века постепенно перешел в вялотекущую форму, позволяя неофитам солидаризироваться либо с одной крайностью, либо с другой.
Слабые попытки гештальтистов, прежде всего К. Левина, ввести в обсуждение этой проблемы принцип равновесия, широкого резонанса не имели. Непосредственно мотивацией гештальт-психологи практически не занимались, отдавая предпочтение изучению познавательных процессов, а концепция Левина, весьма автономная, окончательно оформилась лишь в послевоенный, американский период его научного творчества.
К началу пятидесятых казалось, что проблему мотивации можно считать если не окончательно решенной, то по крайней мере достаточно разносторонне разработанной. Оставалось только ждать, на каких позициях придут к консенсусу антагонисты из разных школ. Однако в середине пятидесятых этот застой был буквально взорван последовательной публикацией двух ярких работ, открывших новую эпоху в исследованиях мотивации. Их авторы, казалось, принадлежали к разным лагерям и говорили о разных вещах. Однако в историческом ракурсе становится очевидно, что их изыскания произросли из родственных корней и если не переплетаются, то в известном смысле перекликаются. Обе эпохальные публикации появились жарким летом, правда – с трехлетним интервалом.
25 августа 1954 года увидела свет первая крупная работа Абрахама Маслоу «Мотивация и личность», принесшая ему впоследствии мировую известность. В ней автор с достаточным почтением отзывался о взглядах представителей двух ведущих сил мировой психологии, однако недвусмысленно от них дистанцировался и предлагал собственный подход, заставивший научную общественность заговорить о пробуждении «третьей силы». Именно так чуть позже не без гордости определят себя представители гуманистической психологии, одним из лидеров которой по праву считается Маслоу. В этой книге автор представил иерархическую модель человеческих побуждений, без описания которой не обходится сегодня ни один учебник по психологии личности. Именно по учебникам она и известна большинству отечественных психологов, хотя совсем недавно, с почти полувековым опозданием, увидел свет и русский перевод знаменитой книги Маслоу. Так или иначе, сегодня в очередной раз пересказывать «Мотивацию и личность» уже излишне, достаточно отослать читателя к оригиналу (точнее – к переводу). Хотелось бы только обратить внимание на то, как в концепции Маслоу получают свое творческое развитие взгляды немецкого физиолога К. Гольдштейна, который, будь он психологом, наверняка принадлежал бы к стану гештальтистов. Идея организмической целостности, непротиворечивости, равновесия, перед которой психологи разных школ спесиво захлопывали двери, настойчиво просачивалась в психологическую науку сквозь щели в рубленых частоколах классических теорий.
Три года спустя, 27 августа 1957 года вышла из печати книга другого американского автора, Леона Фестингера, называвшаяся «Теория когнитивного диссонанса». Интересно, что в России книги Маслоу и Фестингера опубликованы почти с таким же интервалом. Но на этом аналогии кончаются. Прежде всего потому, что книги очень разные и по стилю, и по содержанию. Достаточно сказать, что концепция лидера гуманистов – сугубо умозрительная, а теория когнитивного диссонанса построена на экспериментальных данных и многократно ими подтверждена. Тут, правда, возникает одно подозрение: похоже, отечественный читатель больше любит рассуждения, чем эксперименты. По крайней мере, блиц-опрос нескольких десятков молодых коллег показал: с концепцией Маслоу хотя бы в реферативном ее изложении знакомы почти все, тогда как Фестингера мало кто читал, а многие по сей день о нем даже не слышали. Перелистывая страницы историко-психологического календаря, попробуем восполнить этот пробел хотя бы отчасти.
Ученик Левина, Фестингер в своих изысканиях опирался на принцип равновесия, используя его и при анализе мироощущения человека. Сам он начинает изложение своей теории с такого рассуждения: замечено, что люди стремятся к некоторой согласованности как желаемому внутреннему состоянию. Если возникает противоречие между тем, что человек знает, и тем, что он делает, то это противоречие он стремится как-то объяснить и, скорее всего, представить его как непротиворечие ради того, чтобы вновь достичь состояния внутренней когнитивной согласованности.
Далее Фестингер предлагает заменить термин «противоречие» на «диссонанс», а «согласованность» на «консонанс», поскольку эта пара терминов кажется ему более нейтральной, и теперь сформулировать основные положения теории. Она может быть изложена в трех основных пунктах: а) между когнитивными элементами может возникнуть диссонанс; б) существование диссонанса вызывает стремление уменьшить его или воспрепятствовать его росту; в) проявление этого стремления включает: или изменение поведения, или изменение знаний, или осторожное, избирательное отношение к новой информации. В качестве иллюстрации приводится ставший уже нарицательным пример с курильщиком: человек курит, но вместе с тем знает, что курение вредно; у него возникает диссонанс, выйти из которого можно тремя путями: а) изменить поведение, то есть бросить курить; б) изменить знание, в данном случае – убедить себя, что все рассуждения о вреде курения как минимум преувеличивают опасность, а то и вовсе недостоверны; в) осторожно воспринимать новую информацию о вреде курения, то есть попросту игнорировать ее.
Главный практический вывод, вытекающий из теории Фестингера, состоит в том, что любой психологический элемент субъекта может быть изменен: подвергая сомнению то, что человек думает о самом себе, можно вызвать изменения в его поведении, а меняя поведение, человек изменяет и мнение о себе. Подвергая себя самоконтролю и самоанализу, работая над самооценкой, человек развивается, растет личностно. В противном случае он отдает свою душевную работу другим, становясь жертвой (или орудием) чужого влияния. Именно об этом говорят результаты великолепно выстроенных экспериментов и его коллег.