Психология проклятий
Шрифт:
В конце концов, наверное, Сагрон не просто так не выходил неделю из своего дома!
Глава 7
Вахте в общежитии попросту неоткуда было взяться посреди лета — поэтому Котэсса вошла внутрь совершенно беспрепятственно. В преподавательском крыле было довольно уютно; на доселе бывала только в студенческом, а там стены украшали узоры формул и ругательств, неистовое сплетение невразумительных фраз и мудрых изречений, вызубриваемых на историю магии и историю королевства в целом. Здесь — всё чисто, светло-серый оттенок краски, обновлённой, свежей — наверное,
Проблема всего этого была только одна — она понятия не имела, в какой именно из квартир стоит искать Сагрона. Бывала здесь прежде только один раз, да и то — в бессознательном состоянии, а теперь силилась вспомнить повороты да лестницы, по которым мчалась, все те лишние подъёмы да спуски. Внутри горел свет — без источника, просто словно его взяли и магией распространили повсюду, — довольно яркий, сильный, и девушка чувствовала себя хоть немного увереннее.
Воспоминания о Жодоре Ольи всё ещё отзывались каким-то уколом стыда, хотя в чём, собственно, была виновна Котэсса? Но если одно только присутствие её в доме уже повлекло подобные последствия, значит, просто не следовало соглашаться и жить в доме у Хелены и Элеанор настолько долго. Она сама виновата — позволила себе поверить в то, что без тёткиной комнаты, без родителей, без общежития как-то перетерпит это лето.
Оставался только Сагрон.
Она остановилось уже на десятом повороте, узнав картину — портрет одного весьма известного мага. Тот подмигивал ей, нанесённый масляными красками на холст, вот уже третий раз. Сначала Тэсса предполагала, что просто картина, изображавшая основателя, первого ректора НУМа могла быть повешена не в одном месте общежития, а едва ли не на каждом повороте, но в прошлый раз подметила один характерный мазок — картина была точно та же, что и тогда.
Заблудилась.
Она устало вздохнула. Да, болезнь отступила, да, ей помогли, но теперь — усталость вновь накатила волной и укрыла её — спрятала от всех остальных насущных проблем. Какая там блокировка, какая там Литория Ойтко — это ведь позор, ночевать в коридорах преподавательского дома… К тому же, что будет, если её застанут? Студентам, кажется, находиться здесь запрещено, по крайней мере, без сопровождения в виде преподавателя, а она — сидит под стеной, смотрит на первого ректора, что так ласково улыбается со стены…
Маг, разумеется, её не видел и не слышал. Он был уже сотни три лет как мёртв, к тому же, вряд ли испытывал интерес к молоденьким студенткам. Говаривали, он вообще ни к чему, кроме магии, интерес и не испытывал, лишь колдовал и колдовал, пока не умер от старости, благой и чинной, оставив университет своему ученику, а немалое наследство — самому НУМу на процветание. Дети у него, впрочем, были; была и жена. Им досталось, кажется, совсем мало, лишь десятая или двадцатая доля — говаривали, что они прогневили чем-то отца да мужа перед самой-самой смертью, и он заявил, что каждый должен сам завоевать себе место под солнцем и заработать состояние.
Университет выстоял благодаря этому капиталу и в голодные годы, и в Войну, длившуюся больше четырёх лет, направленную на уничтожение Магических Искусств. Мало кто сумел перестоять те злые дни — сейчас о них вспоминали только в общем курсе истории, в школе говорили несколько слов — вот и всё.
Девушка вздохнула. Почему когда-то надо было воевать? Что за глупость — отделять магию от остальных наук, возносить её, словно какую-то веру, полагать, что ею должны заниматься только избранные? Кто-то умеет колдовать, кто-то — отменный хирург, что справится лучше волшебника-целителя, а ещё есть одарённые поэты и учителя, прекрасные математики и физики. Что за глупость — полагать, будто бы магу не нужно общее образование, будто бы в НУМе и подобным ему заведениям учатся только избранные?
После Войны основы магии преподавали ещё в школе. Кто-то проявлял к ней способности, кто-то нет — ещё один способ отделить одних школьников от других, направить их по верной стезе. Так прекратились ссоры; теперь больше некому было возмущённо заявить, что ему просто не позволили заниматься волшебством, даже не потрудились отыскать в нём эту самую волшебную нитку, что могла бы вывести его в люди. Магия была доступна, равно как и прочие науки — и всё же, требовала, как и всё остальное, определённого таланта и львиной доли трудолюбия.
Ректор улыбался всё хитрее и хитрее. Котэсса смотрела на него, не отрывая взгляда — ей почему-то казалось, что мужчина даже с того света подсказывает ей, как надо поступить, подталкивает, пытается придать уверенности. Он словно повторял — совсем тихо, так, что надо было ещё умудриться услышать, — что она не должна останавливаться, не должна позволять себе просто так просидеть здесь, на холодном полу.
Может быть, он и вправду мог колдовать даже с портрета, даже после своей смерти, после всех тех лет, что прошли с того мига. Наверное, сила его была велика — она жила в самих стенах этого здания, она вдохновляла столько поколений студентов на дела, может быть, великие, а может, ничтожные и злые, как того же Жодора Ольи, и…
— Тэсси, — насмешливый голос мигом развеял всю ректорскую магию, — что ты здесь делаешь?
Котэсса буквально подпрыгнула на месте — вскочила, забыв поднять сумку, попыталась отряхнуть своё старое платье, в котором пришла. Сагрон стоял, опёршись о стену, совсем-совсем близко, да ещё и до ужаса нагло улыбался, склонив голову набок. От этой вредной улыбки ей стало отчасти не по себе — ну вот что, спрашивается, он от неё хочет?
— Добрый день, Арко, — протянул он. — Точнее, вечер. Ах да, — он окинул взглядом освещённый магией коридор. — Ночь. Ты к кому-то в гости?
Ей хотелось сказать, что она просто проходила мимо или, может быть, заглянула отдать какие-нибудь бумаги кому-то вроде Литории, но вспомнились слова и Элеанор, и Хелены… И Жодор тоже вспомнился — в этом мире ничего не бывает за просто так. И ректор, кажется, тоже одобрял подобное ведение дел — не этот, совершенно забывший о том, что коллектив следует держать в ежовых рукавицах, но тот, самый первый, самый сильный и самый мудрый, основатель.
— К вам, — отозвалась наконец-то она. — Вас давно не было на работе, и я подумала, что, может быть, что-то случилось. К примеру, проклятье могло взыграть как-нибудь зло… Ведь в прошлый раз у вас были последствия?