Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Леонтьев Дмитрий Борисович

У человека биологический, инстинктивный смысл превращается в смысл сознательный. Но это превращение имеет непрямой характер. Оно опосредовано возникновением феномена общественного сознания и его элементов – значений, не имеющих аналогов в животном мире. «Значение есть категория общественного сознания… оно, отражая отношение предмета не к индивиду, но к коллективу, отражает устойчивое в предмете и устойчивое в потребности субъекта, теперь человеческой, т. е. общественной его потребности. Субъект здесь = коллектив.

Смысл выступает теперь как смысл для коллектива и лишь тем самым и для субъекта: он осознается…Прямые инстинктивные биологические связи с природой сосуществуют, не могут не сосуществовать некоторый период с отношениями к природе, уже ставшими общественными. Сосуществуют

инстинктивные смыслы и общественные значения.

Возникновение в ходе развития общественных отношений сознания “Я” и есть возникновение сознательного смысла. Первичное значение раздваивается: появляется отношение смысл – значение. Смысл и есть “для меня значение ”!…Так возникает мое общественное сознание, возникает общественный предмет, предмет моего общественного сознания» (там же, с. 209).

Понятие смысла в работах А.Н.Леонтьева практически с самого начала вошло в систему основных понятий складывающейся теории деятельности. Один из первых вариантов деятельностной трактовки смысла в контексте других понятий теории содержится в недавно опубликованных тезисах А.Н.Леонтьева, относящихся к 1940 году. «Предмет действия, – пишет А.Н.Леонтьев, – выступает для субъекта всегда в определенном отношении к мотиву… Это сознаваемое отношение предмета действия к его мотиву и есть смысл действия\', форма переживания (сознавания) смысла действия есть сознание его цели. (Поэтому предмет, имеющий для меня смысл, есть предмет, выступающий как предмет возможного целенаправленного действия; действие, имеющее для меня смысл, есть, соответственно, действие, возможное по отношению к той или иной цели).

Изменение смысла действия есть всегда изменение его мотивации» (там же, с. 49).

Начиная с этого времени понятие смысла прочно становится одним из ключевых объяснительных понятий психологической теории деятельности. Для того чтобы проследить его дальнейшее развитие, целесообразно, на наш взгляд, разграничить три аспекта рассмотрения смысла: структурный, генетический и функциональный. Структурный аспект включает в себя представления о месте личностного смысла в структуре деятельности, сознания и личности, соотношении его с другими психологическими образованиями, а также уточнение определения самого понятия и его дифференциацию. Генетический аспект охватывает выявление закономерностей, факторов и детерминант порождения смысла, процессов и механизмов, лежащих в основе его формирования, развития и изменения. Функциональный аспект рассмотрения смысла отражает представления о месте и роли смысла в процессах сознания и деятельности, о влиянии его на протекание деятельности и на особенности психических процессов. Мы проследим развитие этих линий до середины 1970-х годов, когда понятие личностного смысла перестало быть единственным, описывающим смысловую реальность.

Обратимся вначале к генетической линии исследований. Основные положения, касающиеся порождения смыслов, были сформулированы в цикле статей А.Н.Леонтьева 1940-х годов, посвященных проблеме развития психики ребенка (Леонтьев А.Н., 1947; 1948; 1959). В этих работах последовательно проводится мысль о том, что конечным источником смысла выступают реальные жизненные отношения, в которые включен субъект; непосредственным же смыслообразующим фактором выступает мотив деятельности. «Вопрос о смысле есть всегда вопрос о мотиве» (Леонтьев А.Н., 1947, с. 28). Одно и то же действие, входя в разные деятельности, то есть будучи мотивировано разными мотивами, приобретает разный смысл. «По своему объективному содержанию действие может остаться почти тем же самым, но если оно приобрело новый мотив, то психологически оно стало уже иным. Оно иначе протекает, иначе развивается, ведет к совсем другим, субъективно, следствиям; оно занимает другое место в жизни личности» (там же, с. 29). Цепочка детерминации прослеживается А.Н.Леонтьевым до ее объективной основы: «Развитие смыслов – это продукт развития мотивов деятельности; развитие же самих мотивов деятельности определяется развитием реальных отношений человека к миру, обусловленных объективно-историческими условиями его жизни» (там же, с. 28). Понятие смыслообразования, введенное А.Н.Леонтьевым, однозначно связывается у него с мотивами, их смыслообразующей силой или функцией (Леонтьев А.Н., 1959; 1971).

В отдельных случаях отношение между действием и мотивом деятельности, в которую оно входит, может быть весьма неоднозначным и сложным. Так, многие сложные виды деятельности отвечают

одновременно не одной, а нескольким потребностям и побуждаются, соответственно, несколькими мотивами. В этом случае деятельность обладает многосторонним смыслом (Леонтьев А.Н., 1956, с. 360). Ранее, еще в 1940 году А.Н.Леонтьев ввел понятие поступка для обозначения действия с амбивалентным смыслом: «В случае, когда действие входит в двоякую деятельность, но мотивация обеих этих деятельностей, будучи различной, не является, однако, противоположной по своему знаку, мы называем такое действие поступком. Поступок требует сознавания отношений, существующих между обеими деятельностями, и учета обоих мотивов; поступок есть, следовательно, действие сложномотивированное, имеющее сложный смысл» (Леонтьев А.Н., 1994, с. 50). В дальнейшем, однако, это понятие развития не получило.

Еще более сложные отношения характеризуют так называемый отраженный смысл. В этом случае ребенок (в примерах А.Н.Леонтьева) «… может стремиться к достижению цели, которая сама по себе не привлекательна для него, ради чего-нибудь другого, или, наоборот, отказаться от чего-нибудь непосредственно приятного для того, чтобы достичь более важного или избежать нежелательного» ( Леонтьев А.Н., 1948, с.8–9). Подобный отраженный смысл связывает действие не просто с одним или даже несколькими мотивами, а уже с некоторой их иерархией.

Дальнейшее развитие представлений о смыслообразовании касается больше мотивов, чем собственно смыслов. Вводится понятие смыслообразующей функции мотива наряду с побудительной его функцией (Леонтьев А.Н., 1966; 1971) и различение смыслообразующих мотивов и мотивов-стимулов (Леонтьев А.Н., 1971). Само понятие мотивов-стимулов возникло несколько раньше (Леонтьев А.Н., 1956). Мы остановимся на этом подробно в разделе, посвященном мотивам. Здесь же необходимо отметить, что, признавая, как отмечалось выше, длинную цепочку детерминации в процессе порождения смыслов, А.Н.Леонтьев в конкретном анализе практически не выходил за пределы связки смысл – мотив. Расширение рамок анализа смыслообразования произошло уже вместе с дифференциацией понятия личностного смысла и возникновением во второй половине 70-х годов ряда родственных понятий, о которых речь пойдет ниже, поэтому здесь мы обрываем анализ этой линии развития концепции смысла и обращаемся ко второй линии – линии функционального анализа.

Эта линия исследований опирается на достаточно разнообразный эмпирический материал, а понятие смысла выступает в качестве объяснительного. Ряд экспериментальных исследований, описанных, в частности, в работах А.Н.Леонтьева (1947; 1948; 1959) и А.В.Запорожца (1960; 1986 а) демонстрируют на различном материале зависимость эффективности различных действий от деятельности, в которую эти действия включены, от отношения между мотивом деятельности и целью действия. Пожалуй, наиболее выпукло эта зависимость проявилась в работе А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца (1945), посвященной восстановлению функций руки после ранения. Было обнаружено, что характер движения определяется соотношением двигательной задачи с личностной установкой больного. В результате ранения у больных формируется установка на щажение руки, которая ограничивает диапазон субъективно приемлемых движений руки в период выздоровления по сравнению с диапазоном объективно возможных движений. Эту установку оказалось возможным преодолеть с помощью воздействия на мотивы больных, они приобрели большую свободу в своих движениях, что позволило существенно ускорить процесс выздоровления и возвращения их в строй.

В этом исследовании, как и в ряде других экспериментов (Д.Б.Эльконин, А.В.Запорожец, Я.З.Неверович, 3.М.Истомина и др.), объяснительный потенциал понятия смысла был относительно невелик, поскольку изменение смысла практически везде отождествлялось с изменением мотива; связь смысла с мотивом была однозначной. Хотя А.Н.Леонтьев подчеркивал, что решающим фактором является не сила мотива, а содержательная смысловая связь между побуждением и действием (1948; 1959), операционально эта связь задавалась лишь мотивом как таковым. Вместе с тем, в некоторых работах удалось показать несовпадение, расхождение между мотивом деятельности и смыслом, возникавшее тогда, когда в деятельность вмешивались другие мотивы. В качестве примера можно назвать известный феномен «горькой конфеты» (Леонтьев А.Н., 1947): ребенок, обманом получив желанное вознаграждение (нарушив правила при выполнении задания), переживает внутренний конфликт и отказывается от неправедно заработанной конфеты; она приобретает для него отрицательный, или, по меньшей мере, амбивалентный личностный смысл. Подобного рода феномены оказалось легче всего продемонстрировать на детях дошкольного возраста, поскольку их мотивы еще не образуют устойчивой иерархии.