Психомех
Шрифт:
Она повернулась, открывая для него свои теплые бедра. Они позволили своим пульсам забиться в унисон, когда начали наслаждаться друг другом...
— Видишь? — спросил Томас Шредер у Мины. — Я был совершенно прав. Я догадывался, что произойдет что-то в этом роде. Нет, — я был уверен, мы думаем одинаково, Гаррисон и я.
Голый, он лежал на кровати, вытянувшись во всю длину. Его живот был исчерчен сеточкой шрамов, узор которой расширялся к грудной клетке, охватывал левый бок и продолжался на спине. Однако, его тело было смуглым, и этот загар немного маскировал
Мина была светловолосая и голубоглазая. В это мгновение ее волосы, как золотая вуаль, спадали на гениталии Шредера, но ее блестящие, как алмазы, глаза были прикованы к огромному, во всю стену, экрану кабельного телевидения, так же, как и глаза ее шефа. Изображение было достаточно четким, но чуть-чуть красноватым и расплывчатым, — эффект работы инфракрасной камеры в комнате Вики.
Мина так же была обнаженной. Ее тело занимало то же положение, что и Вики по отношению к Гаррисону, но Шредер был пассивен, его рука неподвижно лежала там, где она упала, — на треугольнике ее курчавых волос. Она приподнялась на одном локте, ее свободная рука легко и нежно ласкала Шредера. Несколько минут она наблюдала за Гаррисоном и Вики.
— Ты не концентрируешься, Томас, — сказала она.
— Да? Пожалуй, да. Но все равно, то, что ты делаешь, — приятно.
— Так ты никогда не получишь того, чего хочешь.
— Нетерпение. Я всегда думал, что это — моя прерогатива, — его голос звучал удивленно. — Мина, будь умницей и полежи тихо. Я наблюдаю за Гаррисоном. Смотри, по-моему, это единственный способ для меня получить то, чего я хочу.
— Но у тебя ничего не получается.
— Мина, мне кажется, ты на самом деле думаешь, что я люблю созерцать эротические сцены.
— А разве нет? Тогда почему ты смотришь их?
— А почему ты?
— Хочу и смотрю, — пожала она плечами.
— Значит, это ты наслаждаешься созерцанием этой сцены, ты, а не я. Видишь ли, секс здесь несущественен, к тому же он совпал с нашим пребыванием в постели. Я просто изучаю Гаррисона. Все, что он делает.
— Зачем?
— Это моя забота, Мина. А твоя — в данный момент — ублажать меня.
Вдруг Шредер возбудился. Пока они разговаривали, Мина смотрела на него. Но теперь она внимательно посмотрела на экран. Вики стояла на коленях, широко раскинув ноги и зарывшись лицом в подушку. Гаррисон стоял на коленях как раз между ее ног, держа ее за бедра, он глубоко входит в нее. При приближении к оргазму его дыхание стало резким. Микрофон, передававший звук в комнату Шредера, делал звук еще резче.
Мина приняла то, что она увидела, как данный ей шанс, ее рот и рука со знанием дела пытались привести Шредера в форму, но бесполезно. Когда Гаррисон и Вики кончили в объятиях Друг друга, Шредер расслабился, и его возбуждение прошло. Мина не жаловалась (пожалуй, она и так говорила слишком много), но Шредер все-таки почувствовал ее разочарование и похлопал ее по гриве тщательно завитых
— Терпение, Мина. Эта ночь молода, как они. — Он кивнул на экран, затем посмотрел на свою любовницу. — И как ты. Скажи мне, что ты думаешь о Гаррисоне?
— Честно?
— Конечно, честно.
— Я думаю, что, если ты не сосредоточишься на своем удовольствии, пока Гаррисон берет свое, мы останемся здесь до трех тридцати утра!
— До пяти утра! — захихикал Шредер. — Да, у него молодое тело, и он голоден.
— Вики тоже, — заметила Мина; — Смотри, она хочет его еще.
— А он отвечает! И теперь она верхом на нем! Они великолепны.
— Она удивляет меня, — позволила себе заметить Мина. — Я думала...
— Милая девушка, как она? Вы все милые, моя дорогая. Но вдруг одна из вас находит своего, особенного мужчину, и тогда вам приходится делать это. Потому что таково правило, и вы обязаны сделать это. Да, а когда это случается, все табу рушатся. Конечно, есть и такие, которые видят не мужчину, а нули на конце его банковского счета.
— Томас, это жестоко, — в ее голосе звучала непритворная обида. — Ты говоришь обо мне? Но ты же знаешь, что я люблю тебя. Я твоя любовница.
— Моя оплачиваемая любовница. Но... — он пожал плечами, — может быть, поэтому я и не могу, а может быть, и нет. Понимаешь, сосредоточиться, значит напрячься, а для моего разрушенного тела напряжение значит боль, так вот, может быть, именно поэтому я и не могу.
Он еще упорнее уставился на экран, картинки которого отражались в его очках. Шредер вслушивался в тихие шлепающие звуки любви, приближающейся к еще одному взрыву.
— Но Гаррисон.., он ничего этого не знает. Сейчас он не знает ничего, кроме своей страсти. Возможно, еще страсти Вики. Он почти робот. Ему не надо сосредоточиваться, он не напрягается, не чувствует боли. Ну, может быть, чуть-чуть боли в сладкой конечной агонии, которая будет для него наградой, и подхлестнет его начать все снова.
Пока он говорил, они оба наблюдали за происходящим на экране и видели, как Вики кончила, сидя на Гаррисоне. Их тела задрожали в унисон. Соски Мины набухли вместе с тем, как к Шредеру вернулась твердость.
— Может быть, сейчас, Томас? — произнесла она, немного быстрее и более ритмично двигая рукой и раздвигая свои красивые ноги, пока его рука не скользнула по ее влажному месту.
— Может быть, — ответил он, — но скорее всего, — нет.
Она надула губы, на ее лице появилась недовольная гримаса, какие умеют делать только немецкие девушки.
— Ты даже не пытаешься!
— Нет, знаешь, наверное не получится. Они очаровали меня. Видишь, как они держатся, обливаются потом и упиваются друг другом? А Вики, она...
— Она удивляет тебя даже сейчас? Да?
— Этот мальчик, — произнес Шредер, меняя тему разговора, — я был таким же в его возрасте. У него есть жизненная сила.
— Может быть, он копил ее?
— О, да, я тоже так подумал, — кивнул Шредер. — Вынужденное воздержание. Его слепота. Но они держаться друг за друга, как влюбленные...
— Любовь с первого взгляда?
— И все-таки им мало. Она готова втянуть его в себя полностью, тело и душу. А он страстно желает быть втянутым. Они хотят исследовать, познать все и немедленно.