Психопатология в русской литературе
Шрифт:
– «В одиночестве, в грязном номере гостиницы, он в первый раз испытал приступ неотразимой, беспричинной тоски, страха смерти; такие минуты затем повторялись, он их называл «Арзамасской тоской».
Это переживание он описывает в «Записках сумасшедшего»).
В Толстовском ежегоднике за 1913 г. С. А. Толстая в ею напечатанном отрывке «Из записок Софьи Андреевны Толстой» под заглавием «Моя жизнь» она, описывая 4-е паломничества Л. Н. в монастырь «Оптина Пустынь» (в 1877, 1881, 1880, 1910 г.) замечает: «сколько напрасных, тяжелых ожиданий смерти и мрачных мыслей о ней пережил Л. Н. во всей своей
Да, эти приступы страха перевернули все существо Л. Н-ча, – Вся его мистика, вся его добродетельность, резиньяция жизни, отказ от барства и проч., вся его мораль и проповедь объясняется нам благодаря этим и другим психопатическим переживаниям, как мы это увидим после.
Отметим также еще особенность в психике Толстого, которая также дополняет картину аффект эпилепсии.
Это – чрезвычайная сенситивность и эмотивность.
Как известно, Л. Толстой реагировал чрезвычайно сенситивно на всякую несправедливость, на всякое зло Этой сенситивностью, и чрезвычайно повышенной чувствительностью объясняется и чрезвычайно легкая слезливость Л. Толстого.
Л. Н. легко был склонен к слезам при всякого рода эмоциональных переживаниях. Это подтверждается данными наблюдениями Гольденвейзера, у которого в дневнике мы читаем (стр. 376):
– «Плакал Лев Николаевич легко, больше не от горя, а когда рассказывал, слышал, или читал что-нибудь, трогавшее его. Часто плакал, слушая музыку». Вообще в дневнике его часто отмечается факт, что Л. Н. плачет по поводу того или иного переживания (неприятного или приятного характера).
«Я хотел продолжать разговор, – пишет он, – но к горлу что-то подступило. Я очень слаб был на слезы. Не мог больше говорить, простился с ним и с радостным, умиленным чувством, глотая слезы, пошел».
«От радости, или от болезни, или от того и другого вместе я стал слаб на слезы умиления, радости. Простые слова этого милого, твердого, сильного человека, такого, очевидно, готового на все доброе и такого одинокого, так тронули меня (речь идет о случайной встрече с крестьянином), что рыдания подступили мне к горлу, и я отошел от него, не в силах выговорить ни слова».
Эта резкая наклонность к слезам (сенситивность, «чувствительность») замечается еще с детства. Его за это в детстве прозвали: «Лёва – рева», «Тонкокожий».
Яркие примеры этой чувствительности он приводит в своем очерке «Записки сумасшедшего». Эту черту (по-видимому, унаследованную от матери) он сам неоднократно отмечает в своих письмах и произведениях.
После его перелома психического эта слезливость резко увеличилась, а под старость – тем более.
Сам Лев Николаевич сознает связь этой слезливости, когда он говорил: «От радости, или от болезни, или оттого или другого вместе я стал слаб на слезы»…
Несомненно, что эта повышенная эмотивность, слезливость, резиньяция жизни, и прочее – есть часть симптомокомплекса аффект эпилептической психики. Если первый период жизни Толстого до «Арзамасского страха» проявлялся и доминировал вспыльчиво – аффективный полюс аффект эпилептической психики, то во 2-й период, после перелома, доминировал другой полюс – аффективно-сенситивный полюс. Как тот, так и другой в сильных приступах эмотивности
Между прочим, сам Лев Толстой довольно хорошо охарактеризовал свою аффективно раздражительную натуру с её переходами в сенситивную слезливость в одном полушуточном произведении под названием: «Скорбный лист душевно больных Ясно-Полянского госпиталя», [26] где он дает историю болезни всех обитателей Ясной Полины, в шутливой форме. Надо сказать, что под этой шуткой дается меткая характеристика.
Характеристикой своей личности начинается этот «скорбный лист» и таким образом:
26
Илья Львович Толстой, мои воспоминания стр.97 изд. Ладыжникова. Берлин.
«№ 1 (Лев Николаевич). Сангвинического свойства принадлежит к отделению мирных. Больной одержим манией, называемой немецкими психиатрами «Weltverbesserungs wahn». Пункт помешательства в том, что больной считает возможным изменить жизнь других людей словами. Признаки общие: недовольство всем существующим порядком, осуждения всех, кроме себя и раздражительная многоречивость, без обращения внимания на слушателей, частые переходы от злости и раздражительности к не натуральной слезливой чувствительности».
Резюмируя все вышеизложенное – мы приходим к следующему заключению.
Лев Николаевич Толстой страдал эпилептическими припадками, сопровождавшимися судорогами полными или неполными; с потерей сознания и с последующей амнезией. Припадку предшествовали предвестники.
Эти припадки мы диагностируем, как припадки аффективной эпилепсии, на следующих основаниях:
1. Эти припадки развились у Толстого на основе психопатической предрасположенности.
2. Припадки у Толстого всегда следовали после каких либо аффективных переживаний.
3. Эти припадки не вызвали у Льва Толстого обычного эпилептического изменения психики (в смысле слабоумия); наоборот, не смотря на глубокую старость, его психическая функции стояли до конца его последних дней на свойственной ему высоте.
Помимо этого мы можем констатировать, что:
4. Лев Толстой страдал приступами патологического страха, смерти.
5. Обморочными припадками и мигренью.
6. Приступами головокружения с потерей равновесия.
7. Галлюцинациями во время припадков (Petit mal?)
8. По своему характеру Лев Толстой был одержим эффективностью и раздражительностью с одной стороны; чрезвычайной сенситивностью и слезливостью с другой стороны.
9. Помимо того он был подвержен патологическим изменениям его настроения (см. ниже).
10. Вся эта картина аффективной эпилепсии, со всеми главными и второстепенными симптомами развилась на почве эпилептической конституции. Артериосклероз сыграл тут роль вторичного фактора, а не первичного.
Единственно, что нам остается пока неизвестным, когда появились впервые его судорожные припадки. Это обстоятельство требует дополнительного исследовании. Также необходимы дополнительные исследования по вопросу о том, как влиял на течение болезни артериосклероз.