Психотерапевтические этюды.
Шрифт:
Просьба поехать куда-нибудь пообедать вызвала новые поводы для расстройства Энн, так как за рулем сидела Джейн. Прошло немного времени, прежде чем у Энн возникла необходимость начать произносить слово "правый", что означало "поверни направо", заранее за один квартал от поворота, и ей удалось произнести это слово точно на перекрестке, иначе бы Джейн повернула в неверном направлении или продолжала бы ехать прямо.
Меню в ресторане послужило еще одним источником наставлений и расстройства. Так как Энн не могла читать, то Джейн заказывала блюда, которые, как она хорошо знала, Энн не переносит, а ведь автор всегда спрашивал, съедает ли она все на своей тарелке.
Энн попыталась показать официантке в меню то, что она хотела заказать, но Джейн остановила ее, сказав официантке: "Приказ
Почти в самом начале автор научил Энн и Джейн детскому стихотворению "Гороховая каша горяча, гороховая каша холодна" и приказал, читая вслух, делать движения рукой и ногой в такт стихотворения. Этой игрой они занимались регулярно десять-двадцать раз в день. Сначала Джейн произносила стихотворение медленно, а потом увеличивала скорость. Это проделывалось в различное время дня, иногда посередине обеда, иногда даже в ванной во время принятия душа. Постепенно Джейн начала не вовремя делать движения, что заставляло Энн, которая раздраженно делала такие замечания: "нет", "нет, нет", "вот так, вот так" или "нет, вот так", поправлять ее. Не комментируя и не споря, Джейн исправлялась, но делала позже другие ошибки. Кроме того, Джейн начала читать стихотворение в различных темпах. Это также вызвало дополнительное раздражение у Энн, которая вскоре начала с трудом произносить различные слова стихотворения, хотя и частично. Когда Джейн заметила это, то начала намеренно делать ошибки в словах, и часто Энн с трудом произносила правильные слова, часто эта игра составляла честь терапевтического сеанса, так что ее успехи становились все очевиднее.
Автор считал, что в данном случае прямой гипноз недопустим; следовательно, Энн сказали, что его использовать не будут. (Много месяцев спустя Энн объяснила: "Вы дурачили меня, когда сказали, что гипноза не будет.)
Вместо этого автор сказал Энн очень осторожно, тщательно выбирая и произнося слова и, таким образом, удерживая ее внимание: "Когда Энн будет читать это стихотворение (стихотворение о гороховой каше не было единственным), слушайте внимательно, вслушивайтесь в каждый слог. Обратите на него все внимание, отмечайте каждый звук, все согласные и гласные. Вспоминайте каждое слово. Думайте над каждым словом. Тщательно вспоминайте то время, когда вы были маленькой девочкой, и вам нужно было выучить это стихотворение. Вспомните, кто выучил вас ему, где вы стояли и сидели, и как вы были счастливы, когда наконец выучили его".
Вот короткий, но весьма показательный пример косвенного метода фиксации внимания пациентки: вызывая у нее воспоминания событий и ситуаций прошлого и индуцируя, благодаря фиксации внимания на них, состояние транса, автор, вероятно, способствовал развитию возрастной регрессии за счет осторожного использования событий из прошлого, о которых он узнал от Джейн и ее мужа после обстоятельных расспросов.
Кроме того, на самых первых этапах лечения была сделана попытка использовать речь младенцев, все эти слоги "ма", "па", "да" и т. п. как средство научить пациентку говорить. Однако это ущемляло ее самолюбие и подчеркивало ее младенческую беспомощность при разговоре. Это было явно очень опасное средство, хотя позже автор сказал Энн, чтобы она делала это, когда бывает в комнате одна, поскольку она "обещала" делать все, что ей скажут.
Кроме того, автор был единственным человеком, который верил в нее, и поэтому ей захотелось доставить ему удовольствие, а также встать с ним на равных в его глупых трюках. Таким образом, наряду с принудительными, эмоциональными мотивами научиться существовало особое состояние амбивалентности, смешанной симпатии и антипатии.
Стихи были перефразированы и вставлены в ситуацию, чтобы персонализировать их в соответствии с прошлым Энн. Так, на одном сеансе был упомянут некий уличный адрес, и Джейн по сигналу автора написала: "Энн и Билли целовались, сидя на дереве". Краска стыда на лице Энн показала, что она полностью помнит этот эпизод из своего детства, и автор сразу же воспользовался этой ситуацией, чтобы зафиксировать внимание Энн, снова подчеркнуть время, место и трудности при заучивании детских стихов и необходимость всегда вслушиваться в каждое слово, в каждый слог и звук. Таким же образом были использованы другие, более или менее вызывающие смущение события из прошлой жизни Энн.
Однажды утром, когда Джейн готовила ужасно безвкусный завтрак для Энн, последняя оттолкнула Джейн в сторону. В тот же день, войдя первой в кабинет автора, Энн, с трудом выговаривая слова, сказала: "Я сержусь на вас, мне очень жаль, очень жаль".
Выражение лица Энн показывало, что она очень зла на Джейн, что она сожалеет об этом, что она чувствует, что автор преследует какую-то цель, заставляя их вести себя подобным образом, и что она хочет убедиться в этом.
В ответ на это автор продекламировал ей экспромтом сочиненное им стихотворение, а Джейн тут же присоединилась к нему:
"Энн сердита, а мы рады,
Зато мы знаем, как ее обрадовать,
Бутылка вина заставит ее сиять,
А муж захочет ее обнять".
В ответ Энн действительно просияла: "Он приезжает! Наконец-то!" Так уж совпали события, что ее муж действительно приезжал в эти дни в город, и весь этот сеанс был посвящен планированию, как проведут эти замечательные дни Энн и ее муж. При этом несколько раз удалось добиться того, чтобы Энн вслух назвала некоторые мероприятия, запланированные на эти дни. Автор похвалил ее за разборчивость некоторых ее замечаний, ее речи вообще и сказал несколько иронически, что, как бы зла она ни была, худшее еще впереди. Удивительным был и ее ответ: "Я готова". Она начинала понимать, что происходит улучшение.
Затем автор научил Джейн, как нужно ей теперь, запинаясь и спотыкаясь, читать стихотворение о пресловутой гороховой каше. Она удивительно быстро усвоила это, а потом автор попросил Энн, которая ничего не знала об их сговоре, прочесть с Джейн это стихотворение, как бы та ни ошибалась.
Медленно она начала читать его; Энн сначала очень медленно, а Джейн начала увеличивать темп, а потом начала бормотать и ошибаться в словах так, что это вызывало все более ощутимое раздражение. Энн взглянула на автора, который ее тут же строго предупредил, чтобы она внимательно слушала Джейн и продолжала совместную декламацию. Энн повернулась к Джейн, и по ее лицу и по ее губам было видно, что она делает идеомоторные, а, следовательно, непроизвольные и неконтролируемые попытки исправить Джейн. Но Джейн продолжала в том же духе, пока Энн не выдержала и не прочла весь стишок хоть и медленно, но правильно. Этот особый сеанс продолжался два часа, и речь стала намного лучше. То же самое было одновременно проделано и при чтении других детских стишков, и Энн испытывала одновременно и чувство удовлетворения и чувство раздражения.
На следующем сеансе Энн жалобно взмолилась: "Джейн мой лучший друг. Я ее очень люблю. Она делает все, что вы скажете. Я не хочу возненавидеть ее. Сделайте что-нибудь".
Автор твердо заявил ей, что после фиксирования ее внимания такими средствами он проводит лечение, что это будет ей и нравиться и не нравиться, и что на данный момент ее явное улучшение заслуживает награды. Он разрешает ей пригласить Джейн в ресторан пообедать, сделать самой заказ, спросив Джейн о каждом блюде в меню, о том, что она хочет съесть. Ее убедили, что Джейн будет есть все, что ей удастся заказать, но предупредили, чтобы она говорила медленно, тщательно выговаривала слова. В противном случае Джейн сама будет заказывать блюда. Спустя несколько дней Джейн заказала в ресторане обед, который очень обрадовал Энн, но привел официантку в явное недоумение, так как обе женщины вели себя очень странно и смешно, хотя были трезвы (например, была заказана горчица к лимонному бисквиту!).