Шрифт:
Из сборника рассказов «Иная реальность». (уже скоро)
То, о чем ВЫ не знаете
Сперва была Дева, и Русалка, Ведьма появились уже после них. Вы не понимаете, о чем я говорю? Что ж, это не удивительно, учитывая мой лексикон и мою грамотность, а уж тем более – мое нынешнее душевное состояние. Забегая вперед, приношу искренние извинения за мое косноязычие и манеру повествования, но поймите меня правильно и не пинайте за грамотность, ведь никто не учил меня мыслить грамотно и излагать основательно, ибо оно мне не надобно, так как я – санитар. Еще до недавнего времени штатный санитар психической больницы имени Филькина, а теперь и вовсе – сумасшедший санитар. По всей видимости, когда вы прочтете это повествование, я буду одет в больничную пижаму и занимать место среди тех бедолаг – неудачников, за которыми присматривал, само-собой, до недавнего времени. И не приведи судьба, со мной будут обращаться также, как я в свое время обращался с подобными – да что б мне повеситься! И во всех моих горестях виновата эта проклятая старуха, которую привел нам старый черт, не иначе! Прав был Русланчик, окрестив ее сразу – Ведьмой!
Ну,
Когда появилась Русалка, мы про Деву и думать забыли. В смысле, мы – это я, Влад и Валерик, а Русланчик… так он же первым из нас ее оприходовал. Васян, наш пятый временный сменщик, так он не такой, ему, говорит, даже жаль умалишенных, – «никто не заслужил таких горестей,» – сказал же как-то, хоть стой, хоть падай. Он вообще говорить умеет, иной раз нам свой ветхий завет зачитывает и на все-то у него в голове свои мысли имеются. Такой вот заумный санитар у нас, что б его… За это мы его как-то побить хотели, да чего там хотели, уже и собрались. Пришли в его смену, вместе с Владом и Валериком, ключи-то от входных дверей у всех на руках имеются. Русланчика, правда, в тот раз с нами не было, он вообще хитрожопый жук, доложу я вам – по всей совести. Прокрались в больничку мы, а времени уже двенадцатый час было – самое то, чтобы морду бить. Васька на посту в тот момент не было, – Валерик даже пошутил, что он Деву жахает. Но нет, и на Деве его не увидели, потом оказалось, что Василий в сортире у рукомойника. Ну, доложу я вам, лучшего места для мордобоя, даже б я не выдумал. Все, думаю, абзац Василию… Как оно так вышло, мы потом всеми догадывались, но в тот вечер мордобой у нас не задался. Васька не испугался, увидев нас втроем на пороге, хотя и дурак бы догадался, зачем мы туда ночью приперлись. Да чего там дурак, Влад бы, даже тот догадался. А уж человека тупее Влада вы и представить себе не сможете! Так вот, что сказал Василий я не помню, но тон его – я такого ровного и надежного спокойствия за всю свою жизнь ни от кого даже близко не слыхивал. Таким тоном говорят попы в церкви. Нет, морду бить мы не испугались, да и чего нам втроем одного бояться-то? Но у меня лично, да и у остальных, видимо, после его слов пропало всякое желание другому человеку вред причинять. Я, как сейчас помню, – когда уходили, Валерик даже извинился. А уж что б Валерик перед кем-то извинялся, я даже перед начальством такого не припомню. Я только потом замечать стал, что имеет Василий такую черту характера, что без всяких ремней и уколов, даже самых буйных своим присутствием успокаивает. Его пару раз к параноикам в подвал приглашали, а там уже другая ситуация и другая смена на них поставлена – по четыре санитара на отделение, не то, что у нас – один человек на весь этаж. Хотя у них и работа там другая, такой работы, даже за их зарплату мне не надобно… Ну вот, опять эти приступы начинаются. Глаза открыты, а что перед собой не вижу – чудится, будто проклятая старуха мне в глаза смотрит, а в ушах ее смех висит: неприличный, противный, прилипчивый.
То, о чем ВЫ знать не желаете
Психиатрическая больница имени Филькина расположена на самой окраине города, туда даже маршрутные такси не ездят. Фактически, она находится уже за чертой города, не знаю, кто и для каких целей вынес городскую черту на эти лишние восемь километров. Конечная остановка маршрутного транспорта называется Новая Становая, от нее до больницы почти восемь километров пешком по лесу топать – вот так город отделился от психов, чего ж ругать нас, санитаров? До Филькинской только сто двадцатый автобус доезжает, да и то – когда дорога расчищена, а нет – так добирайся, как знаешь. Когда-то, говорят, что персонал больницы по домам газель развозила, но я тех времен не застал, всего третий год здесь работаю. Хотя, оно ж еще как сказать! Работа – то у нас вон какая, еще подумаешь, как будет верно – всего или уже, иной раз такая ночь выдается, что опосля пьешь запоями…
Больница стоит в отдалении, ее даже с дороги не видно, иной и огней на окнах не заметит, если не знает куда смотреть. Двухэтажное, нелепо растянутое здание, словно лебедь с распростёртыми крыльями, огорожено по периметру трехметровым забором. Забор добротный, со стальными прутьями, пожалуй, это немногое, что здесь чудом уцелело, а в остальном – уныние и разруха. Уныние ощущается уже возле входных дверей, расположенных в дальнем конце здания, парадными дверями никто не пользуется, да их на моей памяти ни разу не открывали, я вообще сомневаюсь, что они работают.
Входная дверь открывается с противным скрипом, как будто стеклом по стеклу царапают, от этого звука даже здоровый человек начнет вздрагивать, а уж какие муки душевнобольным? У меня от этого скрипа всегда мороз пробегает по позвоночнику, особенно в темное время суток. Иной раз подойдёшь к двери, перед ночным дежурством, замок откроешь и стоишь, не решаясь этим пронзительным «Иггииииггххх» тишину разрезать. Сразу за дверью начинается холл с узкими стенами и облупившейся штукатуркой. Внутри темно, хоть две лампочки и весь холл освещают. Мало того, что окна в решетках, да еще и оконные проемы снаружи кирпичом замурованы, – зачем тогда между решеткой и стеной стекла оставлены? Когда зимой на морозе дверь закроешь за собой, по длинному коридору сквозняк пролетает, отчего дальняя лампочка начинает раскачиваться и пугающие тени по стенам разбрасывать. Тени по стенам движутся, пробегают по полу, да все это под скрип дверных петель, в общем, если вас не свел с ума парадный вход с облезлыми стенами, то вестибюль уж точно добьет, – добро пожаловать в Филькинскую психлечебницу…
В вестибюле стоит пыльный стол с надписью «администрация», которой, к слову, там уже давно нет. Да чего там, у нас и врачей-то: раз, два – да обчелся. Два ежедневных врача, два дневных санитара и пятеро в ночную смену, считая Василия, который на подмене – вот и весь персонал душевной Филькинской, – говорил же я вам – разруха и уныние!
Из вестибюля нам надобно по лестнице на второй этаж подняться и ближе всего центральная лестница, но я ей не пользуюсь – мне милей боковая. Она на девяносто восемь шагов дальше расположена, углы узковаты, да и ступени вверх задраны, но по ней мне спокойнее. Центральная лестница, она ж не только наверх поднимается, она ж еще и вниз идет, а там внизу, доложу я вам, творится уж точно – настоящий ад! Там внизу опасных психов: шизофреников, параноиков держа, и плевать, что меня от них стальная дверь огораживает, толстенная и звуконепроницаемая, как в бомбоубежище. Я всего-то за три года – четыре раза видел, что за той дверью творится, но мне до конца жизни и этого хватит: крики ярости, стоны боли, мольбы и проклятия, обращенные неизвестным богам, нечеловеческое рычание и прочие звуки… мне ж до сих пор кошмары снятся, не представляю – каково там.
По боковой лестнице к себе на второй этаж я поднимаюсь быстро, почти бегом – подальше, подальше от нижнего яруса. Ну вот, светлый коридор, ну, или относительно светлый, в коридоре слышатся приглушенные шаги с бормотанием, хриплый смех и покашливанье. Сразу за дверью коридора и располагается мое дежурное рабочее место, туалет с умывальником, пожалуйте – дальше по коридору. На покосившемся табурете, в пол-оборота ко мне, развалился ухмыляющийся Влад. Завидел, что пришла его смена – сидит и нагло лыбится. Лицо и морда нерусские, с какой-то непонятной южной примесью, даром, что имя русское, а какова фамилия с отчеством – Нагибутин Заффъялович. Это кто ж в здравом уме такие имена с фамилиями раздавать начнет? Широкие ладони в замок за шеей замкнуты, на них голова и покоится, короткие ноги на стол закинуты, – опять после этой вот козьей морды мне придется весь стол оттирать. Я же жратву с собой взял, не дело это – за грязным столом бутерброды есть. Доложу я вам, этот Влад меня бесит. На левом кулаке у него кровь запекшаяся, сразу видно – не его это кровь, опять кого-то из больных бил. Я и сам, если честно, кулаком врезать никогда не стесняюсь, но, чтобы так избивать их, как Влад… А росту в нем, ну мне по плечо – когда он только устроился к нам на работу, думал проучить его пару раз, но остановился во время. Маленький, нахальный, но с широченными плечами и мощной спиной, а уж насколько широкие у него запястья – иной раз кажется вот-вот на них больничный халат треснет. Ничем хорошим такая драка для меня б не закончилась… поднялся, гад, место мне уступает и руку для рукопожатия ладонью вверх мне протягивает. Не хочу с ним здороваться, у него ж такая хватка – потом пол ночи ладонь болит. Вот в такой унылой обстановке и работают такие сволочи, как мы с Владом, да еще Валерик и Русланчик. Начальство знает, но закрывает глаза – ну а кто ж еще на такую зарплату, да в такие условия работать пойдет? Была б моя воля, я бы удавил этого Влада, да и Руслана с Валерой бы заодно – я ненавижу их всех лютой ненавистью. А еще ненавижу психов, когда они не спокойные, – Олег ненавидит всех! Это я про себя сам придумал недавно (смайлик).
Новая ночь в проклятом месте
Сволочь-Влад смену сдал, доложил – «все нормальненько». Ну конечно, кто бы сомневался?! У него же всегда все «нормальненько», даже когда двоих пациентов, почитай-что до смерти забил. А доложу я вам, что бывало ведь и такое. Но сегодня ночью, вроде бы тихо все. Нет, не так, чтобы совсем нет ни единого звука, такого в психбольнице, наверное, и не было никогда. Хрипы, стоны, поскуливание… в общем, все, как всегда.
Влад ушел домой, а я в ночь остался, как говорится – пост сдал, пост принял! Не спеша направился вглубь по коридору, осматривать свои владения. Коридор, к слову, узкий, того и гляди – психи дотянутся не с одной, так с другой стороны. Коридор длинный, на всю длину здания, а по обе стороны от него расположены палаты с обычными психами. Меня ж от них только прутья решеток и огораживают, а для самозащиты и усмирения резиновая дубинка на пояс повешена. Кастет и самодельный электрошок это уж мы сами с собой приносим и первым из нас это Русланчик взять выдумал. Оно ж и правильно – ты ночью тут один на все здание, если психи чего сделать удумают – то в узком коридоре на спасение не надейся – либо с одной стороны, либо с другой – обязательно дотянуться, единственное место, расположенное на безопасном от решетки расстоянии, это рабочий стол с телефоном, да предбанник у туалета. Но и там я не ощущаю себя в полной безопасности, когда только на работу устраивался, мне старший врач рассказывала, что бывали случаи, что душевнобольные смастерили из швабры орудие и ткнули заостренным концом в горло спящему санитару. Со временем, я начинаю думать, что это всего лишь байка, а в жизни такого не было – рассказанная каждому вновь прибывшему, чтобы на рабочем месте не спали. Да и слова-то у врачей какие, какие эпитеты – «душевнобольные» – обхохочешься! Как может болеть то, чего нет? Как по мне – так все эти запертые, не иначе, как бракованные – вот и всех дел…
Конец ознакомительного фрагмента.