Псы господни
Шрифт:
Когда майор очнулся после недолгого беспамятства, то обнаружил, что его руки и ноги скованы двумя парами наручников, глаза и рот заклеены лейкопластырем, а сам он находится на заднем сиденье быстро куда-то движущегося автомобиля. Он попробовал замычать, но его небрежно постукали по голове чем-то тяжелым и твердым, вероятно рукояткой пистолета. Стрельчинский затих, понимая, что это пришел его черед рассчитываться за красивую жизнь.
Машина свернула куда-то, и сразу ее стало раскачивать с боку на бок, и майор с тоской догадался,
Вскоре Муха, улетевший на мотоцикле вперед, показал, что нашел место вполне удобное для их нехитрых целей. Свернув с дороги и углубившись немного в кустарник, они оказались в укромной ложбине с разлапистой сосной посередине.
Захватчики — вместе с мотоциклистом майор насчитал пятерых — вышли из машин и вытащили застывшего от страха Стрельчинского.
Принеся из багажника буксировочный трос, Боцман зацепил его за наручники, сковавшие ноги майора, перебросил его через невысокую горизонтальную ветку и с помощью Артиста подтянул несчастного летуна на полметра вверх.
Док сплюнул и покачал головой, глядя на болтающегося вниз головой Стрельчинского. Муха резкими движениями сорвал лейкопластырь сначала с глаз, потом со рта майора, при этом часть его красивых бровей и усов остались на липкой стороне ленты.
Стрельчинский заморгал, привыкая к свету и непривычному взгляду на мир. Муха повернул его вокруг оси:
— Оглядись вокруг, майор, может, кого признаешь, сволочь.
Наверное, не слишком легко опознать малознакомых людей, вися вверх ногами, но Стрельчинскому это удалось сразу.
— Это вы вчера на самолете были, — хрипло сказал он. — Не знаю, как звать вас.
За что вы меня?
— Зачем ты ему хлебало разлепил? — спросил Артист у Мухи, легко входя в роль крутого «братка». — Сейчас будет «метлой» махать без толку.
Майор залепетал:
— Что я плохого сделал? Я же только принял вас и выпустил в ворота. До города не подвез, ну так разве это вина, братцы? Не мог я... Боюсь я с товаром ехать...
— Я же говорил, что «метлой» будет махать, — сплюнул Артист.
— Если что и случилось, я-то ни при чем, — лепетал испуганный насмерть мужик, болтающийся в неудобном и унизительном положении, пока Муха, решительно остановив его вращение, снова не залепил ему рот.
Следующие десять минут майор Стрельчинский слушал оживленный спор о том, какому роду казни лучше его предать. Высказывались самые невероятные предложения, скорее всего почерпнутые из поганых желтых газетенок, которые люди читают от нечего делать в дороге. Жуткие истории, описанные в этих газетенках, на самом деле в жизни почти никогда не происходят, а главным образом придумываются дешевыми журналистами вечерами на кухне, за стопкой водки. Однако майору в его положении не оставалось ничего другого, как верить во все эти страсти безусловно.
— Вот недавно «братки»
— Да где у тебя коса-то? — возражали ему.
— Разорвать его, как жабу, между двумя машинами. Трос же есть.
Лицо майора налилось дурной кровью.
— Хватит базарить, — сказал до сих пор молчавший человек с суровым лицом, конечно старший.
Он поднялся с корточек и пошел к машине. Майор понял: начинается самое страшное.
И действительно, суровый старшой вернулся с канистрой, открыл крышку и обильно полил человека бензином.
Майорская форма мгновенно пропиталась им и потемнела.
— Док, ты же у нас куришь... дай-ка огня. Док равнодушно бросил Пастуху зажигалку.
Несчастное майорское тело затрепетало в воздухе.
— Отлепи ему рот, Муха. Может, ему теперь есть что сказать, — проронил Боцман.
— Ребята! Возьмите все, деньги, машину... Только не убивайте... Не виноват я!..
— Машину мы уже взяли, — сказал Пастух. — А деньги твои... Что с тебя взять-то? Ты вчера нас на пол-лимона подставил. Ну! Ты хоть десятую часть этого сможешь вернуть?
— Верну, — хрипел человек. — Я все скажу! Я знаю, как вам вернуть свои деньги...
Пастух выдержал небольшую паузу.
— Снимите его. Ему неудобно так разговаривать. Стрельчинский упал на спину, перевалился на бок. На мокрый от бензина китель налипла хвоя.
— Уберите наручники, — приказал Пастух.
Майор схватился за лодыжки, на которых были выдавлены глубокие багровые следы.
Он сел, потом поднялся в рост между пятерых жестоких людей, со страхом глядя в глаза тому, которого счел за главного.
Пастух проронил:
— Отдышался? У тебя только один шанс успеть сказать правду. — И чиркнул зажигалкой.
— Я скажу...
— Кто приказал подставить моих ребят? Кто интересовался временем и местом нашего выезда? Кто нас кинул? — последнее слово старшой произнес в разрядку и поднес зажигалку к самому кителю, сразу как-то особо резко пахнувшему бензином.
— Тимур! — почти крикнул Стрельчинский.
— Фамилия?
— Разве вы его не знаете? — удивился майор, но, поняв по движению Пастуха свою ошибку, заорал:
— Хабибуллаев!
— Кто это?
— "Бригадир" узбеков.
— Где найти?
— У него ресторан «Ташкент» и магазин.
— Это его рейсы регулярно идут с Байконура?
— Его.
— Почему думаешь, что это он?
— Он самолично разговаривал со мною про вас. Приказал вывести в точно обозначенное время, подвезти на своей машине к первому такси и договориться. Он бы меня убил, если...
Допрос был закончен.
— Живи и помни, — прервал Пастух излияния раздавленного майора, — что ты мне должен — жизнь и полмиллиона. И не говори ничего узбеку, а то он тебя точно спалит.