Птица и меч
Шрифт:
То есть ты считаешь, что мысленное общение — это навык… а не дар? Это был вопрос терминологии, и он, конечно, это понимал. Несколько долгих мгновений король смотрел в сторону. Я почти слышала, как крутятся шестеренки у него в голове. Так ничего и не ответив, он вдруг развернулся и велел мне подождать в саду. Я подчинилась, хотя куда охотнее отрастила бы крылья и скрылась в облаках. Почему я могу заставить платья танцевать, но не могу поднять себя в воздух? Пока я размышляла над этой загадкой, Тирас вернулся в сопровождении молоденькой служанки, которая приносила мне еду и иногда делала прически. Следом за ними плелся Кель, потный и задыхающийся. Похоже, его выдернули из гущи учебного боя.
— Сядь, — велел король девушке; она опустилась на ближайшую каменную скамейку, переводя испуганный взгляд с меня на Тираса и с Тираса на Келя. — Задай Ларк вопрос. Что-то, чего ты не знаешь и на что она сможет ответить в нескольких словах.
— Л-ларк? Кто это? — пискнула служанка.
Глаза Тираса вспыхнули, и я почти увидела затрепетавшее над ним слово. Стыд. Ему было стыдно, хотя я не понимала почему. Король торжественно посмотрел на меня, и служанка проследила за его взглядом.
— Вот Ларк, — произнес он странно извиняющимся тоном.
Как ее зовут? — направила я к нему мысленный вопрос.
— Гм. Как тебя зовут? — спросил Тирас дрожащую на скамейке девушку.
Интересно, знает ли он имена хоть кого-то из слуг.
— Пия, — ответила она, глаза ее при этом стали такими огромными, что я заволновалась, как бы она не упала в обморок.
— У нас тут пикник с дамами? — нетерпеливо проворчал Кель. — Тирас, какого черта здесь происходит?
Тот развернулся на каблуках и смерил советника сердитым взглядом.
— Я не обязан ничего тебе объяснять. Сядь. — И он указал на скамейку рядом с Пией. Когда Кель сел, распространив вокруг себя запах пота, пыли и конюшни, король снова обратился к служанке: — Задай Ларк вопрос, Пия. Это не испытание. Тебя никто не будет наказывать. Просто спроси ее о чем-нибудь.
— Гм… Как поживаете, леди Ларк? — проблеяла та нервно.
Кель застонал, будто его прижгли раскаленными щипцами.
— Она немая. И не леди. Какого дьявола здесь творится?
— Ну хватит! — рявкнул Тирас с такой яростью, что мы все подпрыгнули. Над ним вспорхнуло то же слово. Стыд. — Нет, Пия. Задай какой-нибудь конкретный вопрос. Как звали ее мать. Какой у нее любимый цвет.
Кель тихо выругался сквозь зубы, и король метнул в него гневный взгляд.
— Как звали вашу маму, леди Ларк? — послушно повторила Пия.
Я покосилась на Тираса. Тот еле заметно кивнул. Я воскресила в памяти имя своей матери — не просто звучание, но и все буквы. Мешара. Затем сосредоточилась на лбу сконфуженной служанки и подтолкнула к ней слово. Девушка еще несколько секунд поморгала и недоуменно подняла глаза на короля.
— Ты ее услышала? — спросил он.
— Ч-что? — запинаясь, проговорила Пия. — Но она даже не раскрыла рта, ваше величество…
Тирас смерил меня хмурым взглядом, будто подозревал в недостаточном усердии, но я выдержала его не дрогнув.
— Можешь идти, — сказал он служанке, и ту будто ветром сдуло.
Я поморщилась. Нечего и сомневаться, через полчаса вся крепость будет наслышана о «леди Ларк» и странном требовании короля.
— В чем дело, Тирас? — спросил Кель, становясь рядом с другом и скрестив руки на груди.
Я ему не нравилась. Слова здесь были не нужны — до меня и без того докатывались волны его неприязни.
— Спроси ее, Кель. О чем-то, чего ты не знаешь. Что может сказать только она.
Меня мучили серьезные сомнения по поводу этого эксперимента. По правде говоря, когда Пия ничего не услышала, я испытала облегчение. Обратив на Тираса умоляющий взгляд, я мысленно произнесла: Если он меня услышит, я только подвергну себя опасности.
— Ему можно доверять, — просто ответил Тирас, не вступая в спор.
Тебе видней. А можно ли доверять Пии? Наверняка она уже рассказывает твоей экономке, что король сошел сума.
Глаза Тираса расширились от негодования.
— Ему можно доверять, — повторил он упрямо.
— Тирас! — прошипел Кель.
Брови советника низко сошлись над голубыми глазами, рука легла на эфес меча, готовая извлечь его из ножен. Король смотрел на меня, говорил со мной — а я, казалось, безмолвствовала.
— Я ее слышу, Кель, — объяснил Тирас. — Она не может говорить вслух, но может мысленно.
— Что? — опешил советник. Похоже, его меньше удивило бы заявление, что я по ночам превращаюсь в настоящего жаворонка и откладываю яйца в подушку.
— Задай ей вопрос, — не сдавался Тирас.
Я чувствовала себя диковинной зверюшкой, но продолжала неотрывно смотреть на Келя. Тот, в свою очередь, буравил меня таким взглядом, будто я превратила мозги его любимого короля в омлет. Он медленно вытащил меч, и Тирас вздохнул.
— Кель, — предостерег он.
— Хорошо, я задам нашему маленькому жаворонку вопрос, — прошипел воин. — Скажи-ка мне, птичка, если я сброшу тебя с обрыва, ты взлетишь или упадешь? И подумай как следует, потому что я с радостью проверю это на практике.
Я сжала зубы с такой силой, что заныла челюсть. Когда я заговорила, мои слова больше напоминали осколки битого стекла. При желании ими можно было бы резать живую изгородь. Я человек, а не птица, поэтому, конечно, упаду. А вот ты пахнешь и ведешь себя так, что свиньи признали бы в тебе родного брата.
Несколько ударов сердца в саду стояла оглушительная тишина. Затем Тирас начал хохотать, а Келя перекосило от плохо сдерживаемой ненависти.
— Надо понимать, это ты услышал прекрасно, лорд Свин, — выдавил король, упершись ладонями в колени и пытаясь отдышаться.