Птица и меч
Шрифт:
Тирас присел на корточки и сложил руки на бедрах, разглядывая меня в упор.
— И не хочешь ей стать?
С чего бы мне хотеть?
— Большинство женщин хотят.
Я не большинство.
— Тебя не прельщает власть? Богатство?
Власть — кратчайший путь к смерти. Король задумался, но тут же нашелся с ответом.
— А как насчет восхищения?
Чьего восхищения?
— Благодарного народа, разумеется.
И
— Нет, — признал Тирас. — Это их скорее напугает.
Я устало покачала головой.
— Чего ты хочешь, Ларк? — внезапно спросил король с такой мягкостью, что мне захотелось завернуться в его голос, как в одеяло.
Вместо этого я отстранилась и, уставившись в потолок, наглухо закрыла разум и сердце. Я не собиралась делиться с ним своими сокровенными желаниями и мечтами. Они принадлежали мне и только мне.
— Ты не расскажешь? — В голосе Тираса звучало искреннее огорчение.
Я вздохнула и постаралась сменить тему. Будь моя воля, я бы отдала тебе свою силу. Власть над словами. Обменяла бы ее на твою способность Перевертыша и превратилась бы в настоящего жаворонка. Улетела бы далеко-далеко, свила гнездо на самой вершине дерева и пела бы там дни напролет. Летала и пела, вот и все. Если бы я была птицей, люди не могли бы меня разочаровать. Я бы их вообще не замечала. У меня в голове остались бы только четыре слова — спать, есть, летать, петь. Более чем достаточно.
Тирасу хватило дерзости расхохотаться.
— Маленькая лгунья. Тебе этого было бы недостаточно. — Король лег на меха рядом со мной и, приподнявшись на локте, заглянул мне в лицо. Сейчас он был так близко, что горячее дыхание щекотало кожу. — Твои волосы отливают серебром. Это странно, потому что вообще-то они каштановые. Но не сейчас.
Его охватило смущение. Смущение и что-то еще. Я прислушалась, не в силах поверить слову, которое исходило от его тела. Жажда. Жажда? Чего же он так страстно хотел? Мне хватило ума не поверить, что объектом его жажды была я.
Моя мама называла их пепельными.
— Пепельные. — Тирас пропустил между пальцами одну длинную прядь, и его жажда передалась мне.
— Чего ты хочешь, Ларк? — спросил он снова. На этот раз его безмолвное желание было столь пронзительным, что пробило брешь в моей кольчуге. Он что-то от меня скрывал — что-то, о чем я пока не догадывалась.
Я хочу быть желанной. Он оцепенел, и я поняла, что произнесла это вслух. Впустила его внутрь. Совсем чуть-чуть. Он был так близко, а моя жажда так оглушительна.
— Я хочу тебя, — сказал Тирас отрывисто.
Нет. Ты во мне нуждаешься. Я тебе полезна. Это не одно и то же.
— Я хочу, чтобы ты была моей королевой.
Из меня выйдет ужасная королева.
— Я могу научить тебя всему, что нужно. Могу научить, как меня порадовать.
Я вздрогнула и поднялась с мехов. Я вообще не должна была на них ложиться. Меня переполняла злость: на себя — за нечаянное признание, на него — за то, что он решил, будто меня следует учить таким вещам. Тирас встал следом. Я быстро обернулась и выставила перед собой руку, не подпуская его близко. Верхнюю половину лица короля скрывали тени, но на губах, невольно притягивая мой взгляд, лежал лунный блик. Я снова вздрогнула.
Зачем мне этому учиться?
— Затем, что ты, по твоим же словам, понятия не имеешь, как быть королевой. Затем, что я король. И затем, что это твой долг — меня радовать.
Я рассмеялась, хотя сейчас мне больше хотелось завыть на толстую ленивую луну, чей округлый бок маячил в проеме шатра. А сейчас я тебя, значит, не радую? Тирас подошел вплотную и, обвив мою талию руками, без предупреждения оторвал от земли — так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Я не могла понять, что означает его черный взгляд, но чувствовала печаль, наполнившую воздух между нами.
Может, это я научу тебя, как меня порадовать, — насмешливо заявила я, стараясь не поддаваться испугу, хотя он держал меня с такой легкостью, будто я ничего не весила.
— Чему жаворонок может научить орла? — хмыкнул Тирас.
Все его тело — от крепко сжимающих меня ладоней до блеска темных глаз — излучало вызов. Орел не умеет петь. Это было единственное, что пришло мне в голову. Губы короля изогнулись.
— А мой жаворонок не умеет говорить.
Я не твой жаворонок.
— Мой.
Он притянул меня ближе, и я ощутила разряд от пальцев ног до самого сердца — разряд, который через мгновение отразился и в глазах Тираса. Дистанция между нами исчезла. Теперь он почти баюкал меня на весу, перебирая одной рукой длинные пряди.
— Мой, — повторил он и так нежно коснулся губами моих губ, что я даже не сразу это ощутила.
Ласковые, пытливые прикосновения странным образом не вязались с болью в затылке — от властно зажатых в кулаке волос. Мой. Я не знала, откуда взялось это слово — из его поцелуя, мыслей, а может быть, моего собственного разума, — но я охотно проглотила его, и оно укоренилось где-то в животе, там, где расцветали, сливаясь воедино, желание и потребность.
Этот поцелуй оказался совсем не похож на первый. Тирас по-прежнему брал, даже завоевывал, но теперь к силе примешивалась щемящая сладость. Сладость, которой я от него и хотела, по которой и тосковала, сама не зная того. Жажда. Над нами снова воспарило это слово, и на сей раз я распробовала его как следует. У него оказался вкус короля — прекрасного, пугающего и порой приводящего в ярость мужчины, который вторгся в мою жизнь и начал освобождать мои слова.
Он вновь потянул меня за волосы, заставив посмотреть ему в лицо, словно хотел сообщить что-то невероятно важное.