Птица и охотник

Еналь Варвара

Лицо ее, коричневое, выжженное солнцем, казалось вырезанным из темного дерева. Резкие складки у носа и пара вертикальных складок на лбу. Мелкие морщины у глаз – и все. Гладкая кожа, темная и безупречная. И все же с первого взгляда становилось понятно, что солнце поднималось слишком много раз над обладательницей этой гладкой кожи и счет ее дням давно потерян.

Ведунья Хамуса – а это была именно она – уже давно жила в лесу на соседнем холме. И множество раз приходила в храм города Линна. Ее предсказания сбывались и потому ей всегда верили. Правда, предсказывала она неохотно и не каждому. Долго вглядывалась

в лицо просившего, словно читала на нем сокрытое в сердце человека, после качала головой и хриплым, каркающим голосом отказывала:

– Что я тебе предскажу, добрый человек? Твоя судьба в твоих руках, а я старая стала и не знаю, как ее удержать…

Но если уж Хамуса бралась гадать на будущее, то слова ее непременно сбывались. Всегда.

Увидев ведунью, Нок и Еж торопливо вскочили, несколько раз поклонились и застыли с опущенными глазами.

– А-а, деточки, – медленно спускаясь, проговорила Хамуса.

Она несколько раз постучала сучковатой палкой о деревянные ступени, перекинула на спину часть черных длинных кос, отчего колокольчики на их концах жалобно звякнули, и снова заговорила:

– Жарко сегодня будет. Тут, наверху, еще ветер да около моей хижины прохладно. А в городе жуть, что творится. Купец Хонут много людей привел этой ночью в город, теперь на торг выставил. А кто в такую жару-то придет на площадь? Время сбивать цену с рабов – вот, что скажу я вам, деточки. А ты, Нок? Скоро, скоро эти голубые глазки подведут черным, в маленькие ушки проденут золотые сережки, и ты станешь служить Набаре. Мы зависим от этой богини, ведь все в жизни начинает свой путь от ночи любви. Даже земля на склонах холмов слишком любит небо и от того рождаются ручьи в ее чреве.

Хамуса подошла совсем близко, и Нок почувствовала резкий запах трав, исходящий от женщины. Горьких и терпких трав.

– У тебя удивительные глаза, девочка. Мама Мабуса не прогадала, когда покупала тебя. Где еще найдешь такую темноголовую, смуглую девочку с глубокими голубыми глазами? Такую тоненькую, с черными бровями, разлетающимися точно крылья бабочки? Не удивлюсь, если твой первый мужчина назовет тебя Бабочкой. Это имя как раз для тебя, дитя. Подними-ка глаза, посмотри на меня. Да не бойся, я не стану ругать тебя. Ишь, какие глубокие глазищи, как вода в нашей бухте в ненастную погоду. Кто может устоять перед такими глазами? Дорого, ох дорого, обойдется кому-то твоя первая ночь, Нок. Приходи ко мне завтра на рассвете, я кину для тебя кости и предскажу твое будущее. Да пошлют тебе духи Днагао удачу, милая девочка.

Голос Хамусы тут же изменился, стал более хриплым и злым. Она стукнула палкой о босые ноги Ежа и крикнула:

– А ты, раб, что глаза пялишь? Давно тумаков не получал? Так я тебе сейчас наподдаю, шкура паршивой овцы… Пошел вон отсюда. Терпеть не могу этих мальчишек бестолковых.

Нок молчала. Еж действительно вытаращился на Хамусу: на ее ожерелья, на подведенные черным глаза. Глядел, как дурачок, а ведунья страсть как этого не любила. Хорошо еще, что не заколдовала. А то могла наслать порчу: слабость живота или икоту на пару дней. Тогда уж точно не до смеху будет. И потому Нок не стала жалеть жалобно пыхтящего Ежа, держащегося за ногу и злобно сверкающего глазами в сторону уходящей Хамусы.

Наконец в дверях храма появилась новенькая девочка. Белая полоса на ее лбу выделялась четко и ясно.

– Пошли, – скомандовала Нок, – и так задержались. Сейчас забежим в Корабельный двор, побудем на молитве, совсем не долго. И на Песчаную косу, купаться. Это здорово, тебе понравится.

На руках новенькой темнели два кожаных браслета. Завязанные на простой узел, с продетыми крупными деревянными бусинами и небольшими медными бляхами, на которых изображались оскаленные головы зменграхов. Изображение грубое, дешевое. Но это не важно. Важно, что браслеты защищали от злых духов.

#4. Нок

Тонкие струи водопада напоминали волосы девушки. Прозрачные длинные волосы, чуть кудрявые. Они разбивались о небольшую затоку, рождая искрящуюся водяную пыль. Недаром этот водопад еще называли Прядями Набары. Здесь, в неглубокой затоке, Нок и Еж всегда купались.

Травку сюда редко приводили. Вдруг та начнет кричать, визжать… Что им тогда с ней делать? Нет, девочку лучше держать взаперти, чтобы никто ее не видел.

Новенькую девочку теперь тоже звали Нок. Стала возникать путаница, но мама Мабуса быстро нашла выход.

– Ну-ка, Малышка, снимай с себя эти лохмотья. Вот твоя новая одежда, – сказала она, принеся к хижине, где сидели дети, корзинку с новыми вещами.

Сшитая из тонкого синего ситца туника длиной до колен, по вороту вышита бисером, рукава собраны у локтей. И широкие шаровары из темного, немаркого ситца. Удобные, не очень длинные. В самый раз для девочки Нок.

– Будешь ходить в этом. Волосы мы тебе первое время будем стричь, чтобы отросли эти куцые стрелки. Стричь на полную Аниес, только так. И каждую неделю я буду смазывать их у корней маслом розовых цветов, чтобы они росли густыми и блестящими. Глянь на нашу большую Нок – правда, красавица?

Мама Мабуса захватила широкой ладонью две длиннющие косы Нок и слегка дернула. После добавила:

– И из тебя мы такую красавицу сделаем. Чтобы каждый мужчина, завидев тебя в храме Набары, принялся трясти свой кошелек, надеясь наскрести на твою ночь любви. Поверь мне, деточка, уж я-то знаю толк в женской красоте. Мотай на ус, Малышка.

Еж и Нок тоже стали называть новенькую Малышка. Так ведь гораздо удобнее.

– Имена мы сами придумываем, – деловито начал пояснять Еж, когда, выкупавшись, все трое устроились на плетеной из травы циновке у самой кромки беспокойного моря, – мы ведь рабы, а рабам имена не положены. Ну, настоящие имена, которые заносятся в городскую Книгу живущих у старейшин города. Меня Нок назвала Ежом, потому что раньше я был злым и все время ругался. Она говорила, что я колючий, как еж. А мама Мабуса давала мне подзатыльники. – Еж усмехнулся, зачерпнул горсть теплого желтого песка и насыпал на свой смуглый живот.

– А Травка? – несмело спросила Малышка.

– Ее назвала Нок. Надо же было как-то звать ребенка. Хотя вообще-то, – Еж понизил голос и оглянулся, после продолжил: – это девочка храма духов Днагао. Она страшная, и ей имя не положено. Она – Без Имени. Девочка Без Имени. Только молчи об этом. Иначе сама увидишь, что случится. Сама увидишь.

Нок торопливо дотронулась до браслетов, после поднесла руку к губам, провела по ним, сжала в кулак, выпустила что-то невидимое в воздух перед собой и проговорила: