Птица-лира

Ахерн Сесилия

Джо и Том, всегда в такой последовательности, не наоборот: Джо родился на две минуты раньше, и это словно бы само собой делало его лидером, а Том охотно следовал за ним. Идентичные с виду, но такие разные – и так удачно совпадали. Тем поразительнее была их гармония посреди негармоничного ландшафта.

Разговаривали они между собой мало, обходились без объяснений и описаний, звуками, которые понимали только они, кивком, пожатием плеч, взмахом руки да двумя-тремя словами порой. Снимавшие не сразу научились замечать, как происходит обмен сообщениями между братьями. Они были настолько подключены друг к другу, что распознавали сразу настроения, тревоги, страхи, каждый знал, о чем другой сейчас думает, и они сами не замечали красоты своих отношений.

Их зачастую изумляло, как Бо анализирует их, – жизнь есть жизнь, вещи такие, какими кажутся, смысл-то анализировать или пытаться что-то изменить или вникать в то, что человеку недоступно.

– Им никто не был нужен, потому что их двое, им достаточно друг друга, – сказала Бо, повторяя фразу, которую уже не раз произносила на презентации фильма, но все с той же убежденностью. – Так вы думаете, я за сюжетом гонюсь? Еще бы!

Рейчел перебросила через плечо Бо обертку от батончика.

Соломон фыркнул и снова закрыл глаза:

– Нам не привыкать.

Глава вторая

– Ага! – сказала Бо, когда их автомобиль подъехал к окруженной прекрасным пейзажем церкви. – Мы успели заранее. Подготовь-ка ты камеру, Рейчел.

Соломон резко выпрямился, сна как не бывало.

– Бо, похороны мы снимать не будем. Нельзя.

– Почему же? – спросила она, уставившись на него карими очами.

– Разрешения нет.

Она огляделась по сторонам.

– От кого? Это не закрытая территория.

– Ладно. Я лучше выйду, – сказала Рейчел и выбралась из автомобиля, не желая в очередной раз быть застигнутой их спором.

Бо непрерывно воевала не только с Соломоном, в любых отношениях она была столь же неистовой, упрямой, самого спокойного человека умела спровоцировать на спор, словно для нее единственный способ общаться или узнавать новое – доводить все до крайности, до напряженного диспута. И делает она это не потому, что так уж любит поспорить, а потому, что спор ей необходим, чтобы выяснить чужую мысль. Она попросту устроена не так, как большинство. Вроде бы и не бесчувственна, однако восприимчива к самим сюжетам человеческих судеб, а каким способом их добывать – тут она нисколько не щепетильна. И далеко не всегда заблуждается. Соломон тоже многому научился у Бо. Иногда без таких неловких, неприятных моментов не обойтись, нужно идти напролом – иногда востребованы такие люди, как Бо: они разрушают границы, вынуждают собеседника раскрыться, поделиться своей историей. Однако момент она далеко не всегда выбирает правильно.

– Ты не спросила Джо, можно ли это снимать, – пояснил Соломон.

– Спрошу, когда он подъедет.

– Нельзя спрашивать его прямо перед похоронами брата. Бесчувственно.

Бо озиралась по сторонам, Соломон прямо-таки слышал, как тикает ее мозг.

– Может быть, после похорон кто-нибудь согласится дать интервью, расскажет о Томе что-то, чего мы еще не слышали, или обсудим, как теперь будет жить Джо. Может быть, Джо и сам поговорит с нами. Мне нужно уловить ощущение, что теперь происходит с Джо, какой станет его жизнь. – Произнося эти слова, она сделала полный оборот, охватив перспективу на все триста шестьдесят градусов.

– Чертовски одинокой и несчастной! А ты как думала? – сорвался наконец Соломон.

Бо глянула на него, слегка смутившись:

– А после мы тебе сразу добудем поесть. Так что не откусывай мне голову.

– Хоть немного сочувствия, Бо!

– Я бы не приехала, если б не сочувствовала им обоим.

Понимая, что в этом споре ему не выиграть, он вылез из машины и размял ноги.

Гуган-Барра – деревня к западу от Макрума, графство Корк. Названа в честь святого Финбара, который, согласно легенде, в VI веке построил здесь, на острове посреди озера, монастырь. Благодаря удаленности этого места здесь служили католические мессы, когда старая вера оказалась под запретом, а теперь прекрасный пейзаж приманивает сюда свадьбы. Но почему Джо

выбрал именно эту церковь для отпевания, этого Соломон не знал. Уж конечно, ни мода, ни романтические красоты старого фермера не интересовали. Ферма Тулинов пряталась в самом глухом углу и хотя, разумеется, тоже относилась к какому-то приходу, но к этому или к другому, он не был уверен. Как ни странно это для их поколения, близнецы Тулин не были религиозны – они вообще ни в чем не были «типичны».

Хотя Соломон не считал правильным набрасываться на Джо с вопросами прямо в день похорон, но кое-что ему хотелось бы выяснить. Как ни раздражает манера Бо вечно выходить за любые рамки, Соломону от этого тоже бывает польза.

Соломон отошел в сторону, чтобы записать звук. Время от времени Бо указывала ему или Рейчел, что следует записать, но чаще предоставляла им действовать самостоятельно. За это Соломон и ценил работу с Бо. Почти как близнецы Тулин: Бо, Соломон и Рейчел знали, как предпочитает работать каждый из них, и в этом друг другу не мешали. Здесь Соломон чувствовал себя свободным, не то что на другой работе, которую выполнял только ради денег на оплату счетов. Зимой снимал какие-то непонятные и гротескные части тела, лето проводил на реалити-шоу в фитнес-клубе для толстяков – это не жизнь. Документальные съемки с Бо, ее неутолимое любопытство – это было здорово, пусть его и раздражали частенько в ней те самые навыки и свойства, которые дарили ему освобождение от поденщины.

Целый час они снимали возле церкви, и наконец прибыл автобус ритуальной службы, а за ним Джо на «лендровере»: обычно эта машина не выезжала за пределы фермы. Джо вылез из джипа в том самом темно-коричневом костюме с рубашкой и свитером под пиджаком, в каком они видели его сотни раз, наверное, только вместо сапог нынче ботинки. Даже в этот солнечный день он утеплился, словно глухой зимой, разве что на одну поддевку меньше. На голове – кепка из твида.

Бо сразу же направилась к нему. Рейчел и Соломон следовали по пятам.

– Джо! – Бо потянулась к старику, пожала ему руку. Обнимать его не следовало, такие нежности вызывали у Джо неловкость. – Мне так жаль!

– С чего это вы приехали? – удивился он, оглядывая всю троицу. – Вы ж в Америке были, когда я вам позвонил? – уточнил он так, словно речь шла о другой планете.

– Да, но мы сразу же вернулись в Ирландию, чтобы поспеть к тебе. Можно мы будем снимать, Джо? Ты не против? Все, кто видел фильм, захотят узнать, как ты теперь.

Соломона такая пробивная наглость пугала и вместе с тем привлекала: отвага Бо и ее честность были редким и чудесным даром.

– А, как хотите, – сказал Джо, отмахиваясь небрежно, словно ему было все равно.

– После можно будет поговорить, Джо? На поминках? Люди соберутся? Чай, бутерброды?

– Из церкви на кладбище, и на том все. Без суеты, без суеты. И снова за работу, я теперь за двоих тружусь, ведь так?

Глаза Джо обведены темными кругами, в них стынет печаль. Гроб уже вынесли из автобуса и поставили на тележку. Всего вместе со съемочной группой в церковь вошли семеро.

Заупокойная служба – короткая и простая. Священник упомянул усердие Тома в работе, преданность своей земле, сказал и о его давно умерших родителях, и о взаимной любви между братьями. За все время стоический Джо сделал одно лишь движение – снял с головы кепку в тот момент, когда гроб опускали в землю. И тут же нахлобучил снова и вернулся к джипу. Соломон почти слышал, как мысленно Джо произнес: «Вот и все».

После похорон Бо успела взять интервью у Бриджет, помогавшей близнецам по хозяйству (попросту говоря, она привозила продукты и сметала паутину по сырым углам). Женщина отворачивалась от камеры, словно боясь, что та взорвется ей прямо в лицо. Местный полицейский Джимми, человек, поставлявший Тулинам корм для животных, и фермер, чьи овцы паслись на горах поблизости от стада близнецов, беседовать с Бо отказались.

До фермы Тулинов было полчаса езды в глубь гористой местности, вдали от деревни.