Птица малая
Шрифт:
Сначала они пошли к хампию и увидели там чашку с остатками супа. Отступив на шаг, Сандос огляделся вокруг.
– Здесь все спокойно, – произнес он, растягивая слова и прищурив глаза, точно ковбой из старого фильма. – Слишком спокойно.
Эмилио сказал это, чтобы ее рассмешить, и София улыбнулась, но ей не терпелось найти Д. У. и Энн.
– Обычно они уходят туда.
Он неопределенно махнул рукой в сторону юга.
– Ты останешься здесь. Я сам справлюсь.
Д. У. настолько исхудал, что Эмилио вполне мог принести его один. Или же вдвоем с Энн, сцепив руки, устроить для Д. У. что-то вроде стропа.
– Нет, – сказала София. – Не хочу сидеть тут и переживать. Уж лучше пойду с тобой.
Сандос посмотрел на нее с сомнением, поэтому она добавила:
– Все в порядке. Я чувствую себя прекрасно. В самом деле.
Еще не дойдя до катера, они поняли, что дела плохи. Должно быть, ветер поменял направление, донеся к ним запах – отчетливый запах крови. Подойдя к катеру, Эмилио тихонько приоткрыл грузовой люк на несколько дюймов, протянул туда руку и ухватил винчестер Д. У.
– Лезь внутрь, запрись и оставайся там, – сказал он Софии. Убедившись, что ружье заряжено, а в патроннике есть патрон, Эмилио, не оглядываясь, двинулся в обход катера.
София не поняла, что побудило ее нарушить приказ. Возможно, она испугалась одиночества и неведения или просто решила не уклоняться оттого, что ждало впереди, но она последовала за Эмилио, обходя катер, а затем, как и он, увидела в отдалении следы резни. Кое-что можно было различить даже с того места, где они стояли. Стало ясно, что они опоздали. Эмилио обернулся, мертвенно-бледный, и увидел Софию.
– Оставайся тут, – повторил он, и на сей раз София послушалась, застыв под наплывом воспоминаний о трупе своей матери.
Она увидела, как Эмилио подошел к телам, как ружье выпало из его рук, увидела, как он наклонился, а затем отвернулся. Справившись с приступом малодушия, он заставил себя снова посмотреть на кровавое месиво, и София увидела, как он схватился за голову. Она вдруг поняла, каково ему наедине с этим ужасом. Я Мендес, подумала она и заставила себя подойти ближе, но споткнулась, изо всех сил сдерживая тошноту. Шшрод, потрясенно подумала София. Охотник из Книги Бытия, чьей добычей были люди.
Оглянувшись, Эмилио увидел, что она снова идет к нему. София намеревалась оттащить его от этого места или как-то поддержать, но прежде, чем она успела приблизиться, Сандос произнес тихим ровным голосом:
– В катере есть брезент и лопата.
Он смотрел на нее бесстрастным требовательным взглядом, пока София не поняла, почему Эмилио отсылает ее. Струсив, София направилась к самолету. Когда она вернулась, Сандос был с ног до головы перепачкан кровью, но подготовил оба тела к погребению, вернув все конечности на место. Вытерев окровавленную руку о рубаху, он потянулся, чтобы закрыть покойникам глаза и поправить волосы.
София почти ослепла от слез, но, как и Эмилио, молчала. Она хотела помочь ему развернуть куски брезента, но руки не слушались; поэтому Эмилио один укрыл изуродованные тела отца своей души и матери своего сердца. София отошла к краю обрыва, и там ее стошнило.
На рытье могил ушло много времени, грунт был каменистым и неподатливым. Эмилио рыл их тут же – немыслимо было перетаскивать тела по частям. Он был слишком занят освоением языков, чтобы помогать садовникам, поэтому его ладони не привыкли к лопате. Спустя какое-то время София поняла, что Эмилио нужны перчатки, и пошла за ними, радуясь, что хоть чем-то может помочь. Потом она решила собрать в кучу камни, чтобы сложить их над могилами, когда те будут готовы. Потом просто сидела и наблюдала за Сандосом, но через час снова ушла, чтобы наполнить для него флягу. Пока тянулся долгий ракхатский вечер, Эмилио время от времени прекращал копать, глядя перед собой пустыми глазами, и в эти минуты безмолвно принимал от нее воду. Затем он снова брался за работу, и тишину разрезал упрямый скрежет лопаты. Когда наступили сумерки, София принесла из катера фонарь, и оставалась с Сандосом, пока он не закончил – уже за полночь.
Выбравшись из второй могилы, Эмилио какое-то время сидел, сгорбившись, на земле, уронив голову на руки. Затем он зашевелился и рывком поднялся на ноги. К этому времени София несколько пришла в себя. Вдвоем они опустили останки Д. У. Ярбро и Энн Эдварде на ложе их вечного упокоения, и Сандос опять взял лопату.
Когда оба холмика были обложены камнями, эта короткая и бесконечная ночь завершилась, и они просто стояли, глядя на могилы, слишком измотанные, чтобы думать или говорить. Наклонившись, София выключила фонарь, чье оранжевое сияние растворилось в утреннем свете. А распрямившись, обнаружила, что смотрит прямо в глаза Эмилио Сандоса, и ужаснулась тому, что увидела.
Сколько они знакомы? – спросила себя София. Десять лет? И за все это время она ни разу не назвала его по имени… Она пыталась найти слова, которые скажут ему, что она сознает всю глубину и всю тяжесть этой утраты и разделяет его скорбь.
– Эмилио, – произнесла она в конце концов. – Я твоя сестра, и мы осиротели.
Он был, как ей думалось, слишком усталым, чтобы плакать, слишком потрясенным, но посмотрел на нее и кивнул, а затем позволил Софии приблизиться и коснуться его. И когда они наконец обнялись, она была замужней женщиной, беременной от его друга, а он – священником навсегда, опустошенным горем; и они цеплялись друг задруга – в немом, безысходном страдании.
Взяв Эмилио за руку, София повела его к реке вниз по откосу, прихватив чистую одежду. Они смыли с себя кровь, грязь, пот, потом оделись, и она привела Сандоса в свой хам-пийс, столь же безмолвную, как в первый день, когда они вступили в эту странную и прекрасную деревню. София приготовила завтрак; сперва Эмилио отказывался, но София настояла. «Это еврейский обычай, – сказала она. – Ты должен поесть. Жизнь продолжается». Проглотив первый кусок, он ощутил жуткий голод и прикончил все, что София перед ним поставила.
София понимала, что его нельзя оставлять одного; поэтому она уложила Эмилио в свою постель, на место Джимми, и слегка прибралась в квартире, прежде чем лечь рядом с ним. И вот тогда София впервые почувствовала, как шевельнулся ребенок. С минуту она лежала неподвижно, изумленная и погруженная в себя. Затем потянулась к Эмилио, взяла его руку и приложила к своему животу. Какое-то время длилась пауза, не нарушаемая даже дыханием, затем – вновь шевеление, первые движения плода. София хотела, чтобы он понял: жизнь продолжается. Новая жизнь возмещает потери.