Птица-слава
Шрифт:
А русские лодки тем временем подошли к фрегату. Облепили лодки фрегат со всех сторон. Словно муравьи на сахарную голову, стали карабкаться по крутым бортам «Гедана» русские солдаты.
Первым на палубу ворвался Меншиков. Блеснул в руках Меншикова дымящийся пистолет, ловко заиграла острая шпага.
– Эка, какой ты, швед,
Между тем над Невой поднялось солнце. Туман рассеялся. Стал виден и второй шведский корабль, «Астрильд». И на «Астрильде» идёт бой. На «Астрильде» – сам Пётр. Хорошо заметна высокая фигура Петра. Пётр улыбается Меншикову: понимает, что шведам не отбиться.
Однако нелегко далась русским победа. Геройски сражались шведские корабли. Стыдно им было русским лодкам сдаваться в плен. А всё же пришлось.
В честь победы русские отлили медаль с надписью: «Небывалое бывает» – так сказал Пётр про эту победу.
На берегу Невы
Пустынны берега реки Невы: леса, топи да непролазные чащи. И проехать трудно, и жить негде. А место важное – у моря.
Через несколько дней после взятия Ниеншанца Пётр забрал Меншикова, сел в лодку и поплыл к устью Невы.
При самом впадении Невы в море есть остров. Вылез Пётр из лодки, стал ходить по острову. Остров длинный, плоский, словно ладошка. Хохолками торчат хилые кусты, под ногами мох, сырость.
– Ну и место, государь! – проговорил Меншиков.
– Что – место? Место как место, – ответил Пётр. – Знатное место: море.
Пошли дальше. Вдруг Меншиков провалился по колени в болото. Рванул ноги, стал на четвереньки, пополз на сухое место. Поднялся весь в грязи, посмотрел на ноги – одного ботфорта нет. Остался в грязи ботфорт.
– Ай да Алексашка, ай да вид! – рассмеялся Пётр.
– Ну и места проклятущие! – с досадой проговорил Меншиков. – Государь, пошли назад. Нечего сии топи мерить.
– Зачем же назад, иди вперёд, Данилыч. Чай, хозяйничать сюда пришли, а не гостями, – ответил Пётр и зашагал к морю.
Меншиков нехотя поплёлся сзади.
– А вот смотри, – обратился Пётр к Меншикову. – Жизни, говоришь, никакой нет, а это тебе что, не жизнь?
Пётр подошёл к кочке, осторожно раздвинул кусты, и Меншиков увидел гнездо. В гнезде сидела птица. Она с удивлением смотрела на людей, не улетала.
– Ишь ты, – проговорил Меншиков, – смелая!
Птица вдруг взмахнула крылом, взлетела, стала носиться вокруг куста.
Наконец Пётр и Меншиков вышли к морю. Большое, мрачное, оно верблюжьими горбами катило свои волны, бросало о берег, било о гальку. Пётр стоял расправив плечи, дышал всей грудью. Морской ветер трепал полы кафтана, то поворачивая лицевой зелёной стороной, то внутренней – красной. Пётр смотрел вдаль.
Там, за сотни вёрст на запад, лежали иные страны, иные берега.
Меншиков сидел на камне,
– Данилыч, – произнёс Пётр.
То ли Пётр произнёс тихо, то ли Меншиков сделал вид, что не слышит, только он не ответил.
– Данилыч! – вновь проговорил Пётр.
Меншиков насторожился.
– Здесь, у моря, – Пётр обвёл рукой, – здесь, у моря, – повторил он, – будем строить город.
У Меншикова ботфорт сам собой выпал из рук.
– Город? – переспросил он. – Тут, на сих болотах, город?!
– Да, – ответил Пётр и зашагал по берегу.
Меншиков продолжал сидеть на камне и смотрел удивлённым, восторженным взглядом на удаляющуюся фигуру Петра.
А по берегу носилась испуганная птица. Она то взмывала вверх, то падала вниз и оглашала своим криком нетронутые берега.
Город у моря
Для строительства нового города собрали к Неве со всей России мастеровой люд: плотников, столяров, каменщиков, нагнали простых мужиков.
Вместе со своим отцом, Силантием Дымовым, приехал в новый город и маленький Никита. Отвели Дымову место, как и другим рабочим, в сырой землянке. Поселился Никитка рядом с отцом, на одних нарах.
Утро. Четыре часа. Над городом палит пушка. Это сигнал. Встают рабочие, встаёт и Никиткин отец. Целый день копаются рабочие в грязи и болоте. Роют канавы, валят лес, таскают тяжёлые брёвна. Возвращаются домой затемно. Придут усталые, развесят около печки вонючие портянки, расставят дырявые сапоги и лапти, похлебают пустых щей и валятся на нары. Спят до утра словно убитые. А чуть свет – опять гремит пушка.
Весь день Никитка один. Всё интересно Никитке: и то, что народу много, и солдат тьма-тьмущая, и море рядом. Никогда не видал Никитка столько воды. Даже смотреть страшно. Бегал Никитка к пристани, на корабли дивился. Ходил по городу, смотрел, как в лесу вырубают просеки, а потом вдоль просек дома складывают.
Привыкли к Никитке рабочие. Посмотрят на него – дом, семью вспомнят. Полюбили Никитку. «Никитка, принеси воды», – просят. Никитка бежит. «Никитка, расскажи, как у солдата табак украл». Никитка рассказывает.
Жил Никитка до осени весело. Но пришла осень, грянули дожди. Заскучал Никитка. Сидит целые дни в землянке один.
В землянке вода по колени. Скучно Никитке. Вырубил тогда Силантий из бревна сыну игрушку – солдата с ружьём.
Повеселел Никитка.
– Встать! – подаёт команду.
Солдат стоит, глазом не моргнёт.
– Ложись! – кричит Никитка, а сам незаметно подталкивает солдата рукой.
Наиграется Никитка, начнёт воду вычёрпывать. Перетаскает воду на улицу, только передохнёт, а вода вновь набралась. Хоть плачь!
Вскоре в городе начался голод. Продуктов на осень не запасли, а дороги размокли. Пошли болезни. Стали вымирать люди, словно мухи.
Захворал и Никитка. Вернулся однажды отец с работы, а у мальчика жар. Мечется Никитка на нарах, пить просит.