Птица смерти
Шрифт:
– Я за сигарету готова человека убить.
Он рассмеялся. Женщина шестидесяти пяти лет, без ног, то, что еще осталось от левой стороны, парализовано, расширяется и подползает к сердцу рак - а она все та же властная глава рода.
– Сигарету ты курить не сможешь, так что брось.
– А почему бы тебе тогда не взять вот эту ампулу и не отпустить меня?
– Заткнись, мать.
– Натан, ради Бога, не надо. Если мне повезет, это затянется на часы. Если не повезет, на месяцы. Мы же с тобой об этом говорили, и ты знаешь, что я всегда права.
– Я вам говорил, маменька,
– И много раз, но все равно я тебя люблю.
Он встал и отошел к стене. Пройти через стену было нельзя, и он зашагал по комнате.
– Тебе от этого не отмахнуться.
– Мама, ну хватит! Не надо!
– Ладно. Поговорим о бизнесе.
– Мне сейчас на бизнес глубоко наплевать.
– Так о чем нам говорить? О возвышенных предметах, коим может посвятить свои последние минуты старая леди?
– Ну до чего же ты мерзкая баба! Похоже, ты от этого каким-то извращенным способом получаешь удовольствие.
– А каким еще способом можно от этого получать удовольствие?
– Пуститься в авантюру.
– Это самая большая из всех. Жаль, что твой отец не может ее просмаковать.
– Я думаю, он вряд ли получил бы удовольствие от смерти под гидравлическим прессом.
Он з-адумался, потому что по ее губам вновь пробежала улыбка.
– А вообще-то, может, и получил бы. Вы оба настолько чудаки, что могли бы там сидеть и обсуждать гидравлику.
– А ты - наш сын.
Правда, да еще какая. Он не отрекался от этого, и никогда не стал бы. Он был и суров, и нежен, и своенравен - совсем как они, и помнил дни в джунглях под Бразилией, и охоту на Каймановой Канаве, и дни, когда он работал на лесопилке рядом с отцом. И знал, что, когда придет его час, он так же точно будет смаковать смерть, как сейчас его мать.
– Скажи... правда ли, что отец убил Тома Голдена?
– Сделай укол, тогда скажу.
– Я - Стек и не поддаюсь на подкуп.
– Это я Стек, и я знаю, какое убийственное любопытство тебя грызет. Сделай укол, и я тебе скажу.
Он нервно зашагал по комнате.
– Старая ты сука!
– Стыдно, Натан. Ты ведь не сукин сын. И это больше, чем может сказать о себе твоя сестра. Я тебе говорила, что она не дочь твоего отца?
– Нет, но я знаю.
– Тебе бы ее отец понравился. Это был швед. И твоему отцу он нравился.
– Потому-то папа ему и сломал обе руки?
– Может быть. Но я не слышала, чтобы швед на это жаловался. В те дни одна ночь со мной стоила пары сломанных рук. Сделай укол.
В конце концов, пока семья в столовой добиралась от закуски до десерта, он набрал шприц и сделал укол. Когда лекарство добралось до сердца, у матери расширились зрачки, и, перед тем как умереть, она собрала все силы:
– Давши слово - держи. Твой отец не убивал Тома Голдена. Я его убила. Ты настоящий мужчина, Натан, и дрался с нами так, как мы хотели, и мы оба тебя любили гораздо больше, чем ты думал. Хотя ты и хитрый с. с., ты это знаешь?
– Знаю, - ответил он, и она умерла, а он заплакал, и в этом была поэзия.
16
– Он знает, что мы идем.
Они лезли по северной стороне ониксовой горы. Змей покрыл ноги Натана Стека
– Он?
Змей не ответил. Стек привалился к стенке. Ниже по склону им встретились какие-то слизни, пытавшиеся присосаться к плоти Стека, но Змей отогнал их, и они вновь присосались к горе. К тенеподобному существу они не приближались. Потом Стек разглядел сверкание вспышек на вершине, и откуда-то из живота начал распространяться страх. Перед самым спиральным подъемом они прошли мимо пещеры, где спали те самые похожие на летучих мышей твари. От присутствия человека твари словно взбесились, от их криков Стека затошнило. Змей помог ему миновать эту пещеру. Теперь они остановились, и Змей не отвечал на вопросы Стека.
– Мы должны лезть дальше.
– Потому что он знает, что мы здесь?
– в голосе Стека звенел сарказм.
Змей двинулся вперед. Стек закрыл глаза. Змей вернулся к нему. Стек посмотрел на одноглазую тень.
– Шагу больше не сделаю.
– Нет причины, чтобы тебе не знать.
– Если не считать той, что ты, мой друг, не собираешься мне ничего говорить..
– Пока не время тебе знать.
– Послушай, если я ничего не спрашиваю, из этого еще не следует, что я не хочу знать. Ты мне такого наговорил, что мне не переварить: будто я настолько стар... настолько... даже не знаю насколько. Ты словно намерен мне сказать, что я Адам...
– Это правда.
– Ух ты!
– Стек замолчал и уставился на тенеподобного.
А потом, поняв и приняв больше, чем он сам полагал возможным, произнес: - Змей, - и замолчал снова.
Помолчав, попросил:
– А теперь покажи мне другой сон и дай узнать, чем это кончилось.
– Ты должен быть терпеливым. Тому, кто живет наверху, известно, что мы когда-нибудь придем, но мне удавалось помешать ему учуять приближение опасности - то есть тебя, потому что ты сам не знал.
– Тогда скажи мне: он хочет, чтобы мы пришли? Тот, наверху?
– Позволяет. Потому что не знает.
Стек кивнул, соглашаясь идти за Змеем. Он поднялся на ноги и сделал изящный жест мажордома: после вас. Змей. Змей повернулся, положил свои плоские ладони на стенку ложбины, и они полезли дальше, подбираясь к вершине.
Птица Смерти нырнула вниз и снова поднялась к Луне. Время ещё было.
17
К Натану Стеку Дайра пришел перед закатом, вдруг появившись в дирекции промышленного консорциума, который Стек создал из семейной фирмы.
Стек сидел в пневматическом кресле, приподнятом над столом, за которым принимались важнейшие решения. Сидел в одиночестве. Остальные уже ушли, и комната была погружена в полумрак, нарушаемый только слабым светом скрытого ночного освещения.
Тень прошла через стены, те вспыхнули розовым кварцем и погасли вновь. Дайра стоял и смотрел на Стека, пока тот не почувствовал, что в комнате кто-то есть.
– Пора идти, - сказал Змей.
Стек глянул, и у него от страха глаза полезли на лоб.