Птичьим криком, волчьим скоком
Шрифт:
Вода серебрилась под месяцем, ломая блесткие волны о черный тростник, и не было в ней той пугающей неприязни, встретившей Жалену утром, и русоволосая девушка, сотканная из лунного света, ждала их на краю мостков, обхватив руками голые колени.
Ивор опустил кончик меча в
– Дай ей имя, – тихо попросил Ивор. – Как дала бы его своей дочери.
«Ей понравится».
– Всемила… – прошептала она, блеснув мокрой дорожкой на щеке.
Русалка неожиданно рассмеялась – совсем по-человечески, звенящим, детским, радостным смехом, тряхнула светловолосой головкой и исчезла, только отголоски смеха еще долго блуждали по затокам, – а может, то журчали сбегающие в озеро ручейки.
Закружились, затанцевали в призрачных лунных лучах черные искристые снежинки, теребя воду. Грозная дружинница тоненько всхлипывала у ведьмаря на плече, до крови кусая губы, но слез унять не могла. Ивор легонько, словно бы сам не замечая, поглаживал ее по растрепавшимся волосам.
…Утром их пути разойдутся. Мечислав Кречет внимательно выслушает Жаленин рассказ, хмуря брови и едва удерживаясь от крепких словец. Она удостоится воеводиной похвалы и почета сотоварищей, но останется в дружине лишь до весны, а там придет и к ней припозднившееся счастье, и будет молодой муж девять долгих месяцев ходить за ней по пятам, любить и беречь пуще прежнего, она же только посмеиваться – мол, не я первая, не я последняя, иначе давно вымер бы весь род человеческий.
Ведьмарь же вернется в свою избушку, кошка с порога прыснет из сумы под печь и просидит там больше суток, не отзываясь, чтобы впредь неповадно было хозяину уносить ее из теплого дома в дремучий лес, таскать по морозу и мочить лапы…
И никто в Ухвале так никогда и не узнает, что же на самом деле приключилось на озерном берегу месяц назад, и чем только что закончилось…
К утру озеро встало, подернувшись ледяной корочкой, как заживающая рана – молодой нежной кожицей. Сначала с опаской, по трое-четверо, а затем и в одиночку потянулись на Крыло истосковавшиеся рыболовы, пробивая лунки в быстро окрепшем льду. Еще быстрее выдумались новые байки – увидеть русалий хвост в проруби стало привычным делом, вот только ухватиться за него да приволочь знатную добычу домой почему-то никто не сподобился.
Жалена уехала, увозя с собой младшего старостиного сына и виру [23] за убийство. В селение он не вернулся, хоть непривычно милостивый в тот день князь и поглядел сквозь пальцы на проступок глупого молодого парня, отпустив после уплаченного выкупа на все четыре стороны.
На старосту так никто и не подумал. Решили, что помер он с горя, узнав правду. Даже жалели втихомолку.
23
Штраф, взимаемый в пользу князя, если у убитого (потерпевшего) не было родственников. В ином случае вира выплачивалась потерпевшему или его семье.