Птичий путь
Шрифт:
Он уже с трудом различал стадии ее состояния, и казалось, что сам сходит с ума. Однако в тот миг он наконец-то разгадал загадку, отчего ее волосы раньше трепетали, как птичьи крылья: когда Роксана говорила что-то важное, она подавалась вперед и непроизвольно подергивала локотками, пуская волны.
В зоне досмотра на агентессу напал приступ ярости – неожиданно стала бить кулачком в спину:
– Зачем ты меня похитил? Что ты хочешь сделать со мной?! Я с тобой не поеду! Я все равно убегу!
Крик на всю галерею! Пассажиры оглядывались на них, и хорошо, поблизости не оказалось оперативных ушей Интерпола или просто стукача. В самолете же, наглядевшись на проплывающую
– Вижу! – зашептала, как заклинание. – Алеша попал в беду. Корсаков, ему надо помочь. Его надо выручать!
– Да с удовольствием помогу, – с готовностью заявил он, нарушая инструкцию не касаться имени гения в беседах с Роксаной. – Хоть сейчас. Но где Алхимик? Он же скрылся.
– Я знаю, где… Но ты ведь его опять схватишь? Станешь пытать, потом выдашь, чтобы сожгли на костре. Алхимиков во все времена сажали в огонь. Ты ведь сам инквизитор, Корсаков, на тебе тоже черный крест…
И несла такое, что озноб прохватывал. Марат с тоской думал, что ни отдыха, ни покоя на сей раз не будет, тихо сатанел и прикидывал, где удобнее всего получится случайно «потерять» Роксану – в аэропорту Варны или по дороге на Балчик.
Решил по дороге: когда ее обнаружат в таком наряде, примут за туристку, сошедшую с ума, оставшуюся без документов на территории чужого государства. Пока обленившаяся в благодатном климате местная полиция разберется, можно не то что до Канады добраться – Земной шар околесить. Отставной капитан Симаченко должен встречать в аэропорту, так что будет свидетель. Можно остановиться где-нибудь в виноградниках, чтобы пописать, и Роксана непременно сбежит, поскольку думает о побеге всю дорогу, и стоит только ослабить бдительность…
Она же словно услышала его мысли, еще в салоне самолета сбросила дурацкую шляпу, перчатки, туго завязала голову шарфиком-палантином, а на трапе вцепилась в руку и больше не отпускала. Симаченко не был посвящен в их отношения, принял агентессу за девушку для отдыха, и, то ли оттого, что капитан с первой минуты вел себя развязно, то ли ей опять что-то в голову взбрело, но уже в машине Роксана прижалась к плечу Марата и зашептала:
– Берегись его, Корсаков! Он подлый, он отравит тебя и уже яд приготовил. Ничего не бери из его рук.
Показалось, и в самом деле капитан был слегка напряжен, много и неестественно смеялся, будто радовался приезду хозяина, однако глаза оставались профессионально холодными и стригущими.
– Он тебя предал, – нашептывала между тем Роксана. – Вступил в тайный сговор… А убьет ритуально. Сначала даст яд, потом всадит нож в спину. И еще живого утопит в море… Три смерти ждут тебя от его руки!
Все это можно было бы посчитать бредом, однако когда выпутались из пригорода на трассу, Симаченко перестал смеяться и неожиданно сообщил:
– Марат, тут проблемка возникла… Сейчас отвезу вас в Трявну, в горы, пока, недели на две. А сам рвану в Варну, к адвокату… Рвану в Варну! Неплохое созвучие для каламбура, а, мадемуазель?
Корсаков ничего спрашивать не стал, но насторожился. Агентесса опять защекотала ухо:
– Не отпускай его! Лучше посади под надежный замок! А ключ выбрось!
– Понимаешь, и тут идет передел! – через некоторое время заявил капитан, взирая на дорогу. – Имущественный… Твоя недвижимость оказалась не совсем чистой юридически. Оказывается, Белый домик реквизировали у одного крупного партийного деятеля. При социализме еще проворовался… А теперь предъявил права как пострадавший от коммунистического режима. И требует возврата. Наложили арест, сейчас сам живу в сторожке, как сторож… Я нанял адвоката, Марат. Хорошего, дорогого… Но ты не обращай внимания, отдыхай. В горах сейчас тоже неплохо, воздух… Вопросы с Балчиком сам порешаю. Правда, доверенность у меня заканчивается… Я за это время как раз и катер подготовлю, акваланги… Сударыня, вы дайвингом занимались? Прошу не путать с петтингом… – Он на мгновение оглянулся и подмигнул Роксане.
– Не пошли, – буркнул Корсаков. – Веди себя прилично.
А сам как-то заторможенно, с трудом пытался осмыслить, что же здесь произошло и отчего уверенный в себе, даже обретший респектабельность Симаченко сейчас вертится, как виноватый молодой лейтенант.
Дважды Марата срочно вызывали на службу, и тогда управляющему доставались «надкусанные яблоки» – снятые в аэропорту или на пляже девицы не хотели так скоро покидать уютный домик на берегу моря. Сложенный из дикого белого камня, с красной черепичной крышей, он более напоминал небольшой дворец с башенками, порталом и примыкающей крытой колоннадой в древнегреческом стиле. Еще при покупке Корсаков слышал о его прежнем хозяине, который будто бы не стал дожидаться ареста, скрылся в какой-то капстране, но уйти от судьбы не сумел и там вроде бы бесследно сгинул – говорили, пропал без вести во время наводнения.
– Почему сразу не сказал? – наконец спросил Марат, испытывая внезапное чувство раздражения и беспокойства.
– Вот, говорю. – Капитан подхихикнул. – Не хотел грузить – с тобой барышня… Я сам все утрясу. Как только подадим апелляцию, арест снимут. И тогда милости прошу на море… Мне бы доверенность! Адвокат ждет, а я, получается, не уполномочен…
Он что-то явно скрывал, хитрил, однако Корсаков молча достал из сумки заранее приготовленную доверенность. И тут Роксана ловко выхватила ее и стала комкать.
– Ну что ты делаешь? – Он с трудом отнял бумагу.
Роксана замолчала и отвернулась. Вновь будоражить ее больное воображение Марат не стал, вспомнив инструкции руководства. И пытать Симаченко было неуместно.
– Поехали в горы. – согласился он. – На лыжах покатаемся…
– Там снег растаял, – пряча доверенность, сообщил капитан. – Потепление климата, говорят, парниковый эффект… Зато цветут подснежники и эдельвейсы.
За горной саклей в Трявне присматривал местный житель-грек, который, кроме болгарского, не знал ни одного языка, поэтому с ним объяснялись знаками, как глухонемые. И это раньше устраивало – чем меньше суетилась обслуга, тем спокойнее было на душе. Тут же, буквально на следующий день, Корсаков услышал абсолютную тишину – стук крови в ушах – и почувствовал себя неуютно. Агентесса по-прежнему хранила молчание и вообще перестала замечать Марата, причем делала это демонстративно, как если бы и в самом деле была глубоко обиженной, оскорбленной женой. Единственным собеседником оказался телефон, да и то с одним абонентом – со Сторчаком. Шеф выслушал доклад, как всегда, без лишних вопросов, и у Корсакова возникло подозрение, что он в курсе всего происходящего, в том числе знает и о неожиданно измененном месте пребывания.
– В горах Княгине сейчас будет лучше, – заботливо, однако торопливо заключил он. – За пару недель отойдет. Тебе задача поставлена – исполняй.
И еще сложилось впечатление, что, пока он торчит на растаявшем горнолыжном курорте, где в начале лета не встретить живого человека, вокруг меж тем происходит что-то важное, в том числе и здесь, в Болгарии. Симаченко хоть и отвечал на звонки, однако все время или был за рулем, или вел какие-то переговоры и обещал связаться позже. Апелляцию он будто бы подал, но все еще не мог снять арест с имущества, сетуя на нерасторопность местной судебно-правовой системы.