Птичка над моим окошком
Шрифт:
– Да? – расширила глаза Августа. – И вы не боитесь?
– Бойся не бойся, мужик растет. – В родителе Степана неожиданно проклюнулся Макаренко.
– Может, по коньячку? – подсуетился Матвей.
– А почему бы нет? – вдруг подмигнул Лев.
Августа предложение не поддержала.
– Я вообще не пью, – с преувеличенным достоинством произнесла она.
– Я тоже не пью, – разоткровенничался Мотя, – так, чисто компанию не разбивать, для настроения.
– Пять граммов за мир во всем мире, – осклабился Лев.
– А чем увлекается
Августа открыла рот, намереваясь без обиняков объявить, что слышит она, но не успела.
– Ну, не держите зла, – протянул рюмку Лев, – эти детки кого хочешь доведут до нервного срыва. Прихожу с работы, а теща с женой в истерике: сколько это будет продолжаться, Степку опять побил во дворе этот байстрючонок… простите. Бабы – что с них взять? Накрутили меня, я и сорвался.
– Так за мир? – напомнил Мотя, ставя закуску – кружочки лимона в одном блюдце и бутерброды с икрой в другом.
– За мир, – эхом отозвалась Августа и, зажмурившись, молодецки опрокинула рюмку.
Голодный желудок обожгло, воздуха в легких оказалось слишком много, и теперь он выходил толчками.
Насилу отдышавшись, Августа с наслаждением погрузила зубы в бутерброд с икрой и замечталась, ни с того ни с сего представив себя хозяйкой подобной квартиры.
Комнату Августа видела мельком, по пути на кухню, но даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять: у людей водятся деньги.
Августа продолжала украдкой осматриваться.
Викторианский стиль, надежная классика. Шторы в красную клетку и красные горшочки на подвесных шкафах призваны были оживить мрачноватую обстановку.
Странные люди. Если есть деньги, то почему не купить домик? И не мешал бы никому со своими неуемными сексуальными аппетитами. От этой мысли Августа очнулась и резко поднялась:
– Спасибо, мне пора.
– Да, и мне тоже, – вторил Лев, с сожалением оставляя застолье. От коньяка он покраснел и еще больше смахивал на зрелого самца гориллы.
В прихожей в этот момент прозвенел звонок, и Матвей, покинув своих гостей, заторопился к выходу.
За дверью обнаружился потрепанный отпрыск Примата.
– А батя у вас? – заглядывая внутрь квартиры, спросил он.
– Чего тебе? – отозвался заботливый папаша, подгребая к Матвею.
В прихожей возникла скученность, и Августа немного отстала, дав мужчинам время разойтись.
Теперь у нее была возможность рассмотреть комнату подробней.
Первое, что бросилось Августе в глаза: соседский диван расположился у той же стены, у которой стоял ее собственный диван, – редкое единодушие в выборе спального места. Не самое лучшее решение, но по-другому у них не получалось из-за пианино и мебельной стенки – настоящего монстра, который Августа собиралась без сожаления выбросить при первых же признаках улучшения материального положения.
С жадным любопытством Августа продолжала исследовать гнездо
Тюля на окне не было, только портьера, но она сочеталась с обивкой дивана и кресел – бежево-коричневой.
Ворсистый ковер на полу так и манил на нем поваляться, а диван и кресла образовывали уютное местечко для отдыха, в котором хотелось со вкусом угнездиться, вытянуть ноги и щелкать пультом от телевизора, экран которого с какой-то нереальной диагональю вместе с музыкальным центром занимал противоположную стену.
Единственными украшениями в комнате были торшер, стилизованный под виноградную гроздь, – такой же, как люстра, и юкка в терракотовом вазоне.
У них с Данькой в двушке было тесно и, чего уж там, неуютно, а в этом однокомнатном рассаднике порока – наоборот. Как это?
А, поняла Августа, дело во встроенном свете. И снова никаких шкафов. Зато у хозяина имеется трость – агрессивная вещица, сублимация сексуальности, выдает владельца с головой.
Еще раз обшарив комнату взглядом, Ава прислушалась: голоса умолкли.
Чувствуя себя воровкой, она заторопилась к выходу и буквально налетела на хозяина квартиры.
От неловкости отпрянула так резко, что потеряла равновесие и стала заваливаться назад. Буквально в последний момент Матвей поймал девушку за локти, притянул к себе и не спешил отпускать.
Притупившееся за время медицинской практики обоняние вдруг обострилось, Августу обдало коньяком и лимоном – от губ Матвея, ветра и солнца – от футболки. Это были первые ласточки. Вслед за этим лавина мужских, неведомых или основательно забытых запахов – крема после бритья, лосьона, еле уловимого запаха шампуня, кожи и несмелого запаха пота – обрушилась на Августу.
Избегая смотреть в лицо опасности, она быстро опустила глаза: Матвей продолжал удерживать ее, их тела разделяли только трикотаж его футболки и шелк ее костюма.
Ава и сама не поняла, как это случилось, но она охнуть не успела, как горячие, с привкусом коньяка и лимона губы нашли ее и вероломный язык проник в рот.
Августа почувствовала себя лодочкой, попавшей в самый первый круг воронки. Круги сменяются, скорость вращения растет, ее закручивает спираль, вот она уже на очередном витке, стремительно несется к центру вращения – дух захватывает, секунды складываются в минуты… Никакой возможности сопротивляться.
Ава хотела и не могла оттолкнуть злодея.
Когда сознание перешло в стадию мерцающего, Аве удалось вырваться из власти бескомпромиссного жадного рта, но в ответ Мотя только сильней прижал ее к себе, зарылся в волосы за ухом и теперь тихо сопел там.
Августе понадобились все силы, чтобы оттолкнуть негодяя.
Увидев, что негодяй улыбается, Августа еле сдержалась, чтобы не врезать по бесстыжей, самодовольной физии, уж очень хотелось посчитаться за все – за все бессонные и провокационные ночи, – но это было бы чересчур. Было бы слишком много чести, и Ава срывающимся голосом сквозь зубы процедила: