Птичка тари
Шрифт:
Мать Шона давно утратила к нему всякий интерес. Его братья и сестры жили бог знает где, давно не общались друг с другом. Заядлый курильщик дедушка был слишком стар, чтобы проявлять о нем заботу. Те, кого Шон называл друзьями, были лишь собутыльниками в пабе или соседями по стоянке автоприцепов, как Кевин.
Пока Шон смотрел телевизор, Лиза долго разглядывала себя в зеркале, треснувшем осколке десяти дюймов на шесть, настоящего зеркала, чтобы любоваться собой, у них с Шоном не было. Ей показалось, что на нее смотрит изменившаяся Ив. Женщина, от которой она убежала сто дней и ночей назад, возникла перед ее глазами, та же самая женщина, Лиза выглядела точно так же, как мать, когда привезла ее, четырехлетнюю, в Шроув,
С взглядами на жизнь своей матери, с инстинктами своей матери. Что сделала бы Ив? Не примирилась бы с этим. Ни за что не сдалась бы. Ив спорила бы, уговаривала бы, убеждала бы — как она делала, — и если бы все это оказалось бесполезным, если бы с ней не согласились или не поняли бы ее точки зрения, притворилась бы, что сдалась и хочет мира.
Удалившись в кухню, где Шон не мог видеть ее, Лиза перечитала инструкцию на коробочке амитала натрия. От одной таблетки он, очевидно, заснет. От двух, конечно, погрузится в глубокий сон. А пока он спит? Шон часто упрекал ее за недостаток чувствительности, за ее способность спокойно воспринимать жестокость, кровь и смерть.
Ее не учили шарахаться от подобных вещей. В отличие от других детей, которые ходят в школу, детей, имеющих братьев и сестер, друзей и наставников, Лиза росла в иных условиях. Если ее что-то и испугало в смерти, так это ее собственная слабость, проявившаяся в рвоте, когда она наткнулась на тело Бруно. И если Ив научила ее не бояться при виде крови, она воспитала в ней также стремление к совершенству, к добросовестному выполнению всего, что она делала. Она справится с этим хорошо, аккуратно, ловко и без сожаления.
— В котором часу мы отправимся утром? — спросила она Шона.
— Пораньше. Надеюсь, к восьми утра мы будем уже в пути.
— По крайней мере, дождь перестал.
— Прогноз погоды говорит, что приближается фронт высокого давления. Станет холодно, холодно и ясно.
— Не установить ли нам буксир сегодня вечером?
— Господи, — сказал Шон, — а я и забыл.
Лиза сомневалась, справится ли она с этим сама. В прошлом, когда Шон устанавливал буксир, она не удосужилась поучиться. В этот вечер Лиза, конечно, не спускала глаз с Шона, изучая, что он делает, примеряя все на себя, как она делала в те первые дни, когда была влюблена в него.
Возможно, в шестнадцать лет нельзя надолго влюбиться в одного человека. Чувство было неистовым, оно оказалось сильным, но недолговечным.
Задавались ли когда-нибудь такие учителя, как мистер Сперделл, Ив, вопросом, долго ли продолжалась бы любовь Джульетты к Ромео?
Шон трудился при свете лампы и фонарика, работающего от батарейки. Закутавшись в толстое стеганое пальто, Лиза сидела на ступеньках прицепа в тишине и темноте, в первый раз наслаждаясь тишиной и уединенностью этого места. Даже лучше, чем в Шроуве. Нигде не было видно ни единого огонька, абсолютно ничего, в любом направлении на многие мили — лишь холмы и луга. Черная земля уходила вдаль, где сливалась с почти черным небом. Если бы Лиза напрягла слух, то услышала бы только тихое бормотание ручья.
Над ее головой сейчас высыпали звезды, бледные, редкие Большой Медведицы и яркие и приметные созвездия Ориона. Белая планета, спокойная и ясная, это Венера. Казалось, воздух сверкает, как от невидимого инея в атмосфере. Порой раздавался металлический скрежет, так как Шон продолжал работать — только шум и негромкие, призрачные крики сов на невидимых деревьях нарушали тишину.
Лиза
Шон прицепил наконец машину к автоприцепу. Они вернулись внутрь, и Шон вымыл руки. Было поздно, двенадцатый час, и он все повторял, что им нужно рано вставать.
— Не волнуйся, я разбужу тебя, — сказал он, — Сама знаешь, какая ты — спишь как убитая. Не думаю, что ты проснешься без меня, если я не потрясу тебя как следует.
Лиза не спорила. Ее строптивость осталась в прошлом, а сейчас она выражала только молчаливое согласие. Ив уступила Бруно с домом и Джонатану с продажей Шроува. Возможно, она бормотала «Да, все в порядке» Тревору Хьюзу, а потом укусила его за руку. Уступай, улыбайся и произноси приятные слова: «Твоя взяла». Надо успокаивать их, заставить поверить в их победу.
— Разбуди меня в семь, и я приготовлю тебе чай.
В этих словах не было ничего необычного, Лиза часто говорила и делала это. Шон не пил горячего на ночь, он пил чай по утрам. Лиза спрятала пузырек с таблетками за сахарницей, открыла ящик, где лежали столовые приборы, тупые ножи и вилки с загнутыми зубцами, и нашла среди них один острый нож, нож для разделки мяса. Он идеально подходил для человека, который не боится оружия или не испугается его применить.
Шон уже лежал в постели. В горле у Лизы пересохло, а мышцы живота сжались, как было в предыдущую ночь и за ночь до этого. Ни в одну из этих ночей Шон не прикоснулся к ней. Вчера вечером он даже не поцеловал ее. Но Лиза все равно испытывала страх, боясь своей слабости, зная теперь то, чего раньше не понимала и во что некогда отказывалась верить: что женщина, даже молодая и энергичная, бессильна против решительно настроенного мужчины.
Когда она легла в постель и выключила свет, Лизе показалось, что она ощущает на себе в темноте взгляд Шона. Мало-помалу, как всегда бывает, она привыкла к отсутствию света, и темнота перестала быть абсолютной, стала скорее серой, чем черной. Обозначилось бледное сияние луны или месяца. Оно пробивалось тонкой струйкой вокруг оконных жалюзи.
Взгляд Шона был устремлен к ней, и его губы неуверенно прикоснулись к ее щеке. Он, должно быть, почувствовал, как немедленно напряглось ее тело, так как тихонько вздохнул. Лиза ощутила громадное облегчение, мышцы ее расслабились, когда Шон откатился от нее на свою половину. Лиза отодвинулась к краю постели, чтобы оставить как можно больше пространства между собой и им.
Сейчас ей надо заснуть, а утром она убьет его.
23
Во сне произошло раздвоение личности: одновременно она была собой и не собой. Она была также Ив. Лиза опустила взгляд на свои руки, и это были руки Ив, более миниатюрные, чем ее, с более длинными ногтями. Рост ее уменьшился, она была теперь не выше Ив.
Однако она находилась в автоприцепе, где Ив никогда не бывала. Лиза понимала, что спит и что каким-то образом, сосредоточившись, путем концентрации воли, она могла бы снова стать собой. Было темно. Она с трудом различала очертания Шона в постели и груду постельных принадлежностей рядом с ним, как будто там лежало другое тело, ее тело. Она покинула свое тело точно так, как, по верованиям древних египтян, делал Ка. Но отделившееся тело было плотным на ощупь, ее рука ощутила прикосновение, когда она провела ногтем по ладони. Тело больше не принадлежало Ив, так как Ив вошла и стояла у изножья кровати.